Последние дни Джона Леннона

С ними на борту «Меган Джей», сорокатрехфутового парусного судна производства Hinckley, Тайлер Конейс и два его кузена. Команда маленькая, но опытная, к тому же с благоприятными, по мнению Йоко, датами рождения. Капитан яхты – моряк возраста Джона по имени Хэнк Холстед.

– Джон, поскольку у тебя, как у матроса, опыта тут меньше всех, я назначаю тебя коком, – объявляет капитан Хэнк.

Капитан Хэнк знаком не только с океаном, но и с рок-н-роллом. В свои двадцать с чем-то лет он организовывал концерты для групп The Allman Brothers и Big Brother and the Holding Company.

Капитан не стесняется задавать откровенные вопросы.

– Сынок, ты вот пятьдесят миллионов людей на позитив настроил. А дальше ты что делать будешь?

– Сына воспитывать, – отвечает Джон.

Вскоре его планы радикально поменяются.

Пока Джон на камбузе выполняет свои кухонные обязанности, «Меган Джей» вдруг попадает в сильный среднеатлантический шторм. Когда начинает громыхать, команда спускается вниз, к Джону, за спецодеждой.

Пока капитан Хэнк за штурвалом старается провести маленькую яхту через восьмибалльный шторм, Джон пристегивает себя к поручням палубы.

Судно бросает из стороны в сторону, у членов команды один за другим начинаются приступы морской болезни.

Только капитан Хэнк с Джоном остаются на палубе противостоять гигантским волнам, достигающим порой двадцати футов[58]. Джон выполняет приказания Холстеда, пока спустя сорок восемь часов бушующее море наконец не оставит яхту в покое.

Капитан Хэнк измотан, сознание его в тумане, и он боится подвергнуть опасности жизни всех членов команды.

Тогда он обращается к последнему, кто еще стоит на ногах, к матросу, у которого опыта – только на четырнадцатифутовой яхточке в заливе Колд-Спринг.

– Сынок, помощь мне понадобится, – хрипит Холстед Джону, жестами указывая ему встать за штурвал. – Я тебе скажу, что делать.

Леннон с трудом пробирается к штурвалу, хватаясь за поручни и осторожно ступая, чтобы не снесло за борт: защиты нет никакой, штормовой обвес сорвало океаном.

– Не перекидывай парус, – инструктирует Халстед. – Не давай ветру дуть в корму!

С этими словами Холстед спускается на нижнюю палубу.

«Он худой был, но жилистый и очень сильный, – вспоминает Джона Тайлер Конейс. – Мы попали в ужасную ситуацию, но Леннон принял на себя всю ответственность и действовал как настоящий лидер».

Джон один. Он смотрит вниз на волны и вспоминает хорошо знакомый страх сцены. «Не пройдет, – говорит он себе. – Передумать не выйдет. Это как на сцене: раз ты там – уже деваться некуда».

Тут огромная волна захлестывает верхнюю палубу вместе с ним. Джон вцепляется в штурвал, поток воды бьет его по ногам. Когда накат уходит, Джон выпрямляется и грозит кулаком небу.

– Я – викинг! – кричит он. – Я Ясон с золотым руном!

Пройдя штормовое крещение, он чувствует себя все увереннее с каждым накатом гигантской волны, с каждым часом отчаяния.

– Фредди! – взывает он к своему покойному отцу-матросу.

Когда капитан Хэнк, придя в себя, возвращается к штурвалу, он видит утихающий океан и «человека, который только что испытал экстаз».

«Это был лучший момент в моей жизни, – осознает Джон. – Я вопил матросские песни и орал на богов!

Когда 11 июня яхта тихо заходит в бухту Святого Георгия на Бермудах, Джон сразу из порта бежит звонить в «Дакоту» и велит своему помощнику Фреду Симану заказать ему и Шону самолет до Бермуд. И еще: Джон просит гитару. Она провисела в спальне пять лет, и все это время никто до нее не дотрагивался.

Пора возвращаться.

Глава 55

It’s been a long time since I rock and rolled.

Давненько я не рок-н-роллил.

Led Zeppelin. Rock and Roll

Прилетевшего на Бермуды четырехлетнего Шона Джон встречает крепкими долгими объятиями. Здесь Джон (под псевдонимом Джон Грин) снимает виллу Undercliff в двух милях от Гамильтона, столицы Бермуд.

Днем Джон с Шоном играют на солнечном пляже, собирают морские стеклышки, строят замки из знаменитого бермудского розового песка.

Вечерами Джон сидит один на веранде и под аккомпанемент древесных лягушек бренчит на своей акустической гитаре Ovation – той самой, к которой он так долго не притрагивался. Чтоб записать то, что получится, он включает два бумбокса Panasonic.

Песню под названием Nobody Told Me он посвящает Ринго Старру. Так на демокассету и записывает: «Вот эта – мистеру Старки».

Джон старается не слушать внутренний голос, который последние пять лет его постоянно попрекал: «Ничего у тебя не получится! Эта песня никуда не годится! Не забывай: ты написал A Day in the Life, так что попробуй еще раз».

Это схватка один на один. Джон звонит Йоко в Нью-Йорк. Она не берет трубку.

Пребывая в душевном раздрае, он вдруг вспоминает о песне, которую лет десять назад, а то и больше, начал писать и забросил. Она называлась Stranger’s Room («В чужой комнате»), и теперь он доделывает стихи, музыку, добавляет мощный гитарный рифф, и получается I’m Losing You («Я тебя теряю») – полные страсти размышления о любовной агонии.