Последний довод королей

Глокта добрался до нижней ступеньки, отшатнулся вбок и прислонился спиной к стене, громко хрипя. Его левая нога дрожала, а левый глаз дёргался, словно они были соединены шнуром боли, который проходил через его задницу, живот, спину, плечи, шею, лицо и с каждым мигом натягивался всё сильнее.

Он заставил себя успокоиться. Дышать глубоко и медленно. Заставил разум отрешиться от боли и заняться другими вещами. Например, Байязом, и его неудачным путешествием за Семенем. В конце концов, его преосвященство ждёт, а он не из тех, кто известен своим терпением. Глокта потянул шею из стороны в сторону и почувствовал, как щёлкают кости между лопаток. Прижал язык к дёснам и зашаркал от лестницы в прохладную темноту книгохранилища.

За прошедший год оно не сильно изменилось. А может, и за несколько прошедших столетий. Сводчатое помещение пахло сыростью и старостью, свет давали лишь пара грязных мерцающих ламп, провисшие полки тянулись вдаль в пляшущих тенях. Пришло время снова зарыться в эти пыльные отбросы истории. Адепт-историк с виду тоже не сильно изменился. Он сидел за грязным столом, изучая заплесневелую стопку бумаг в свете пламени единственной кривой свечки. Он покосился на Глокту, который, хромая, подошёл ближе.

— Кто здесь?

— Глокта. — Он подозрительно посмотрел в сторону тенистого потолка. — Что случилось с вашим вороном?

— Умер, — печально проворчал древний библиотекарь.

— Ушёл в историю, так сказать! — Старик не засмеялся. — Ну, ладно. Это со всеми случится. — И с некоторыми раньше, чем с остальными. — У меня к вам вопросы.

Адепт-историк вытянулся вперёд над столом, вглядываясь слезящимися глазами в Глокту, словно никогда прежде не видел человека.

— Я помню вас. — Значит, чудеса случаются? — Вы спрашивали меня о Байязе. Первый ученик великого Иувина, первая буква алфавита…

— Да-да, мы это проходили.

Старик мрачно насупился.

— Вы принесли назад тот свиток?

— Тот, в котором Делатель упал, объятый пламенем, и всё такое? Боюсь, нет. Он у архилектора.

— Ха. В последнее время я слишком много слышу об этом человеке. Те, наверху, только и брюзжат о нём. Его преосвященство то, его преосвященство сё. Меня уже тошнит от этого! — Очень хорошо понимаю твои чувства. — Все нынче крутятся, как могут. Крутятся и суетятся.

— Наверху большие перемены. У нас новый король.

— Я знаю! Гуслав, да?

Глокта сделал долгий вздох, усаживаясь на стул с другой стороны стола.

— Да-да, именно он. — Всего лишь на тридцать лет ошибся, или около того. Странно, что он не думает, будто на троне всё ещё Гарод Великий.

— Что вам на этот раз угодно?

О, шарить в темноте в поисках ответов, которые всегда вне досягаемости.

— Мне угодно узнать о Семени.

Морщинистое лицо не шевельнулось.

— О чём?

— Оно упоминалось в вашем ценном свитке. Та штука, которую Байяз и его друзья-колдуны искали в Доме Делателя, после смерти Канедиаса. После смерти Иувина.

— Ба! — Адепт взмахнул рукой, и дряблая плоть под его запястьем закачалась. — Тайны, власть. Всё это метафора.

— Байяз, кажется, так не думает. — Глокта пододвинул стул ближе и заговорил тише. Хотя здесь некому слушать, а если бы и было кому — им было бы плевать. — Я слышал, это кусок Другой Стороны, оставшийся от Старого Времени, когда бесы ходили по земле. Сама суть магии в твёрдом состоянии.

Старик захрипел от тоненького смеха, демонстрируя гнилую полость рта, в котором зубов было даже меньше, чем у Глокты.

— Не думал, что вы так суеверны, наставник. — Я и не был, когда приходил с вопросами в прошлый раз. До визита в Дом Делателя, до встречи с Юлвеем, до того, как я увидел, как улыбалась Шикель, когда мы её сжигали. Что за счастливые времена — до того, как я услышал о Байязе, и всё ещё имело смысл. Адепт вытер слезящиеся глаза своей парализованной пародией на человеческую руку. — Где вы такое слышали?

О, от навигатора, когда его ступня стояла на наковальне.

— Неважно где.

— Что ж, вы об этом знаете больше меня. Я читал, что иногда камни падают с небес. Некоторые говорят, что это частицы звёзд. Другие говорят, что это осколки, исторгнутые из адского хаоса[14]. Опасно к ним прикасаться. Они ужасно холодные.