Последний ход

– Я была рядом с крематориями и газовыми камерами всего несколько раз, но это было на несколько раз больше, чем нужно, – сказала Ирена. – Если бы тебе позволили увидеть то, что видела зондеркоманда, ты бы его поняла.

Вернувшись в свой блок, я лежала в тишине, не в силах заснуть. Неглубокое дыхание Ханьи витало вокруг меня, пока я перебирала пальцами чётки. Почти четыре года моей жизни прошли в лагере. Завтра этому настанет конец. Эта мысль должна была принести мне утешение, но его не последовало. Не сейчас, когда я оставляла Ханью и Исаака. И – свободу. Русские могли прийти со дня на день, но меня здесь уже не будет. Свобода была за пределами досягаемости, – а вместе с ней и моя способность противостоять Фричу. Пока я не услышу от него правду, моя борьба за выживание – за справедливость – будет продолжаться. Только справедливости было под силу облегчить боль в моей груди – боль от тоски по семье, когда я представляла их стоящими во дворе между блоками № 10 и № 11. Их замешательство, их горе, их ужас.

Я крепче сжала чётки, отгоняя эти мысли прочь, и прерывисто вздохнула. Когда-нибудь побег наступит, а до тех пор решётки тюрьмы никуда не исчезнут.

Моё пребывание в плену не заканчивается. Просто изменится место.

Глава 30

Аушвиц, 20 апреля 1945 года

Несмотря на мой приказ положить пистолет на землю, Фрич не притрагивается к своему оружию. Вместо этого он бросает взгляд на своего короля, которому поставили шах, затем откидывается на спинку стула и внимательно изучает меня и пистолет в моих трясущихся руках.

– Ты планируешь убить меня так же, как я убил тех поляков? Будешь смотреть, как я умираю? Как смотрела на заключённого 16670?

Каждая моя частичка хочет застрелить Фрича, нажать на курок и всадить пулю ему в голову. Боль побуждает меня сделать это. Но разум, моя последняя фигура в этой игре, приказывает сделать другой ход. Чётки отца Кольбе оттягивают мой карман, и я как наяву слышу его ласковый голос, направляющий меня, как и много раз до этого, выводящий из тьмы этого ужасного места, из тёмных уголков моей души. Мои шрамы от сигаретных ожогов пульсируют, пять меток пятерых Флорковских, ровной линией протянувшиеся над пятью вытатуированными цифрами – 16671. Клеймо на моей коже похоже на другое, оставленное лагерем в моей душе. Человек, который убил всех, кого я любила, здесь. Он так близко, что дуло моего пистолета находится меньше чем в метре от его груди.

Фрич ждёт моего ответа, но я выбираю свою игру. Я выбираю свой разум.

– Я пришла сюда не для того, чтобы убить тебя. У тебя впереди вечность, чтобы гореть в аду. Положи свой пистолет на землю, и после того, как я отведу тебя к властям, ты признаешься во всём, что совершил. Ты будешь арестован и осуждён за свои преступления, а я подтвержу твоё признание и покажу всем шрамы, которые ты оставил на моей спине. Тебя приговорят к смертной казни или тюремному заключению, но я надеюсь, что это будет тюрьма и что ты проживёшь долгую и несчастную жизнь в неволе. Откуда тебе никогда не сбежать.

Дождь прекратился. Слышны лишь моё прерывистое дыхание, стук сердца в ушах и имена, снова и снова звучащие в моей голове. Мама, тата, Зофья, Кароль, отец Кольбе.

Фрич смеётся:

– Безумные речи и несколько шрамов не помогут выиграть судебный процесс. Зачем проходить через все эти сложности, когда можно просто нажать на спусковой крючок?

Это предложение заглушает всё остальное – всё, кроме хора имён, повторяющего ритм бешено колотящегося сердца. Словно по собственной воле, мой палец тянется к спусковому крючку. Одна пуля. И всё.

– Если ты попытаешься дать показания в суде, у тебя не получится сдержать вспышки гнева или истерику, и тогда ты потеряешь всякий авторитет. Никто не поверит ни единому твоему слову. – Фрич отодвигает свой стул от стола и встаёт, подставляя грудь под прицел. – Тебе удалось зайти так далеко, заключённая 16671. Не дай всему этому рассыпаться в прах.

Спусковой крючок – такой гладкий и скользкий под моим мокрым, холодным пальцем. Одна пуля.

Всего одна пуля.

Глава 31

Марш смерти,

18 января 1945 года

После беспокойного ночного сна я улизнула из своего блока ещё до окончания ночного комендантского часа. Вооружившись узелком с пожитками, поспешила в уборную.

Было всё ещё темно, когда я проскользнула внутрь и осторожно прикрыла за собой дверь. Исаак сидел, прислонившись спиной к дальней стене. Когда я на цыпочках подошла ближе, он не встал; внезапно я почувствовала себя незваной гостьей.

– Ханья мертва?

Вопрос прозвучал так бесстрастно. Я моргнула и прочистила горло.

– Мм, нет, но жар усилился. Я принесла две последние таблетки, так что проследи, чтобы она их приняла. Вот, это поможет, пока не прибудет Красная армия.

Я протянула ему свёрток с вещами. В одеяле было припрятано ещё кое-что из припасённых нами с Ханьей вещей: еда, таблетки, носки, варежки, мыло, запасная зубная щётка, маленькая миска, сломанная расчёска, спички, сигареты и кусочек угля. Исаак принял свёрток со сдержанным кивком.