Последний ход

Войдя в квартиру Сенкевичей, я вспоминаю девушку, которая пришла сюда со своей матерью в предвкушении первого дня работы на Сопротивление. Она была такой юной, такой нетерпеливой. Сегодня это всё тот же уютный, приветливый дом, однако в воздухе ощущается незнакомая тяжесть. Война повлияла на это место так же, как и на всех нас – мы разбитые, почти сломленные, но продолжающие бороться.

Ирена ведёт Ханью и мальчиков в гостиную, где Франц сидит с маленькой девочкой, окружённой игрушками и конструкторами – на каждом предмете заметны следы времени, вероятно, в детстве в них играла Ирена. Крепко прижав к себе куклу, девочка листает книжку с картинками – читать ей ещё не по возрасту. Золотисто-каштановые волосы забраны назад розовой лентой, она одета в простое платье и сидит, широко расставив ноги, не обращая внимания на подол. За пухленьким сложением девочки я узнаю худощавую фигуру её матери. Не успевает Ирена позвать свою дочь, как из кухни выходит госпожа Сенкевич.

С последней нашей встречи она сильно осунулась – результат чего-то гораздо более сурового, чем скудный паёк. Каждая морщинка на её лице и складка на лбу рассказывают историю страданий, борьбы. Смерть мужа, постоянная угроза потерять дочь, защита внучки, и всё это на фоне переправки еврейских детей в безопасное место и другой работы на Сопротивление. Отважная, самоотверженная женщина, самая близкая подруга моей матери.

Не говоря ни слова, она трижды целует меня в щёки и притягивает к себе, я обнимаю её в ответ. В моих объятиях она вздрагивает; отстранившись, она видит глаза таты, мамин нос, все частички моей семьи, которые слились во мне.

В её глазах блестят слёзы сочувствия и нежности; я опускаю взгляд, не в силах этого вынести. Не сейчас, когда внутри меня таится правда, как это было долгое время, пока я не выпустила её на свободу, открывшись отцу Кольбе. Они всё услышат от меня однажды. Если мне когда-нибудь удастся раскрыть правду, не пробуждая воспоминаний.

Поцеловав Ирену, госпожа Сенкевич зажимает в пальцах маленький крестик дочери. У неё вырывается лёгкий печальный вздох, прежде чем Ирена накрывает руку матери своей.

– Мы почти сделали это, мама, – говорит она, и неожиданно в её голосе появляется дрожь. – Всё почти закончилось.

– Даст Бог, – тихо отвечает она, смаргивая слёзы и наблюдая, как Франц показывает Хелене какую-то картинку в книге. Её губы растягиваются в слабой улыбке. – Витольд сказал, что Патрик был бы в восторге от своей внучки.

Я смотрю на неё с удивлением:

– Пилецкий?

Она кивает:

– Во время вторжения он служил в Девятнадцатой пехотной дивизии вместе с моим мужем. Они были близкими друзьями.

– Когда мама работала на Сопротивление, она поддерживала связь с Витольдом и Армией Крайовой, и когда меня поймали, сообщила ему об этом, – говорит Ирена. – Это он организовал подкуп, который спас мне жизнь.

– Да, и он заходил сегодня, чтобы… – госпожа Сенкевич замолкает. – Нет, это подождёт, сперва нужно приготовить тебе комнату.

Она выходит, и Ирена жестом зовёт меня за собой. Когда мы подходим к Хелене, она опускается на корточки рядом с ней, а девочка поднимает глаза от книги и улыбается.

– Хелена, это мамина двоюродная сестра, – говорит Ирена с игривой улыбкой. Наша любимая легенда. – Ты можешь называть её тётей Марией.

Хелена смотрит на меня, и её взгляд падает на татуировку – рукава рубашки в цветочек доходят лишь до локтя. Прежде чем я успеваю что-то объяснить, она тянет Ирену за руку.

– Что ты делаешь, глупышка? – смеётся Ирена, когда Хелена задирает ей рукав.

– А где номер?

– Какой номер?

– Ну этот номер, мама! Как у тёти Марии.

Улыбка Ирены исчезает, а щёки вспыхивают. Она хватает дочь за руку, чтобы остановить:

– Прекрати.

Поражённая резкостью в голосе матери, Хелена замирает, не понимая, что она сделала не так.

– У твоей мамы нет номера, Хелена, не хочешь посмотреть мой?

Девочка бросает опасливый взгляд на Ирену, но та кивает в знак согласия. Вновь обретя уверенность, Хелена подходит ко мне и изучает татуировку.

– Зачем ты нарисовала это на себе?

– Это не я, а кое-кто другой. Смотри, она не стирается. – Я провожу пальцем по цифрам в подтверждение собственных слов.

Широко раскрыв глаза, Хелена проводит пухлым пальцем по отметкам, убеждаясь в моих словах, а затем ставит палец на каждую цифру и называет её вслух.

– Один. Шесть. Шесть. Семь. Один. Один-шесть-шесть-семь-один. – Она снова оценивающе смотрит на цифры, и её торжествующая улыбка гаснет. – Мама говорит рисовать на бумаге.

– Правильно. Ведь если бы ты рисовала на себе, это могло бы и не смыться, как у меня, верно?

Хелена серьёзно кивает, затем подбегает к Ирене, она заключает её в объятия и целует в щёку. Посмотрев на меня поверх головы девочки, она одаривает меня лёгкой, благодарной улыбкой, а я провожу большим пальцем по татуировке. Когда Хелена назвала цифры вслух, я ожидала, что у меня снова заболит голова, но этого не произошло.

Кто-то стучит в дверь. Нахмурив брови, Ирена жестом просит Франца посмотреть, кто пришёл, он подчиняется – и в коридоре появляется Исаак.