Последний ход

– Несколько месяцев. С марта по май. – Я сделала паузу, попыталась повернуться – и сморщилась от боли. – Ты перенесла меня в госпиталь, ведь так? Зачем?

– Я не собиралась оставлять тебя истекать кровью на плацу.

Я посмотрела на Ханью, изучая её черты. Острые скулы над впалыми щеками. Вероятно, ей было около двадцати, хотя выглядела она старше. Худая, но не как я, что вполне логично, потому что работа в помещении подразумевает менее тяжёлые условия. Большие, глубоко посаженные глаза, такие же насыщенно-тёмные, как краска на деревянной трости моего отца. Стриженые волосы, выглядывающие из-под платка, были того же оттенка. Несмотря на худобу и измождённость, она была красива. Настороженное выражение глаз было не редкостью, поэтому оно не удивило и не обеспокоило меня. Здесь все защищали себя как могли.

– Я велела тебе не двигаться, – сказала Ханья, когда я снова пошевелилась.

– Что-то колет меня через матрас.

– А чего ты ждала? Это не отель «Бристоль».

Лучше бы она не упоминала об этом отеле, потому что всё моё сознание внезапно заполнило воспоминание о нём. Он возвышался над центром Варшавы и мог похвастаться изысканным фасадом с белой лепниной – стиль неоренессанс, кажется, так говорили мои родители. Величественный бельведер на закруглённом углу был моей любимой частью здания. Я представила, что завтракаю в кафе отеля – яйца, сосиски, яблочно-черносливовый чатни, свежий апельсиновый сок и хлеб с джемом, мёдом и маслом. Я цеплялась за эту фантазию, пока новый голос не прорвался сквозь желание, задержавшееся на моих вкусовых рецепторах.

– Как она?

– Проснулась, – ответила Ханья. – Мария, это доктор Янина Островская.

– Я всего лишь медсестра, Ханья. Медсестра. Моя медицинская степень не меняет того факта, что я некомпетентная полька, помнишь? – Янина не скрывала горечи в своём голосе.

– Некомпетентная полька или некомпетентная еврейка? – спросила Ханья с сухим смешком.

– И то, и другое, я полагаю. Возьми это, Мария.

Янина передала мне обезболивающее, которое я послушно проглотила, пока она разматывала бинты.

Ханья обошла Янину, чтобы взглянуть на мою спину.

– Мерд[19], – пробормотала она, я полагаю, по-французски.

– Мария нуждается в покое, – сказала Янина. – Продолжишь успокаивать её в том же духе, и я вышвырну тебя вон.

Ханья захихикала и сказала что-то на идише, и Янина тоже ответила ей на идише, проверяя мои раны. Она сосредоточенно нахмурила брови. У неё были светло-карие глаза с золотистыми крапинками и пушистые волосы рыжеватого оттенка – они напоминали порошок цикория, который мама и тата добавляли в кофе, когда тот стал дефицитным. Хотя мне было трудно следить за Яниной из положения лицом вниз, я всё-таки видела, как тщательно и профессионально она обрабатывает мои раны.

– Знаешь, смотреть на врача – отличное лекарство. Всегда говорю это пациентам.

Сухое замечание вывело меня из ступора, и жар прихлынул к щекам.

– Извините. Я просто удивлена, что тут есть ещё одна женщина, вот и всё.

– Этому все удивляются. Ханья увидела меня в день приезда на прошлой неделе, заключила сделку с эсэсовцем, чтобы сохранить мне жизнь, и обеспечила место здесь.

– Мы с Яниной были соседками до гетто, – сказала Ханья. – Моя семья переехала, а Янина выдавала себя за нееврейку с помощью поддельных документов. Она осталась в арийском районе и работала на Сопротивление.

– Пока кто-то не донёс на меня, и вот мы снова соседки, – сказала Янина, закончив накладывать свежие повязки.

– Ты здорова настолько, насколько можно было ожидать, но мы будем следить за твоим выздоровлением в течение следующих нескольких дней. Отдохни немного.

– Спасибо, доктор Островская.

Она слабо улыбнулась:

– Не говори так при охранниках. Зови меня Янина.

Она переходила от койки к койке, поспешно раздавая инструкции, бинты и лекарства. Когда она скрылась из виду, я прислонилась к изголовью койки и слегка привстала.

– Куда это ты собралась? – спросила Ханья, наблюдая за мной.

– В блок № 11, для выполнения моих трудовых обязанностей. Помоги мне подняться, пожалуйста.

– Ты слышала Янину, ты не…

– Кроме отца Кольбе у меня никого нет, – прошептала я. – И это время – всё, что нам осталось.

Она молчала. Наконец пробормотала что-то непонятное на идише и вздохнула:

– Янина нам головы за это поотрывает.

Я поднялась повыше, и даже с помощью Ханьи это заняло много времени. К тому моменту, когда я села, я уже выдохлась и почувствовала головокружение. Ханья принесла мне кружку воды и кусок хлеба, и пока я их поглощала, она смотрела на мою форму. Благодаря Фричу одежда была разорвана и обнажала поясницу, едва прилегая к моему истощённому телу.

– Я зашила воротник, пока ты была без сознания, но у меня не хватило ниток для остальной части, – сказала она.

– Ничего страшного. Зашью позже. – Я потянулась к потайному кармашку и, нащупав в нём бусины чёток, сдержала вздох облегчения.