Последний ход

– Мне всё равно нужно было перевести несколько отчётов для этого блока. Со мной всё будет в порядке, а если нет, я это улажу.

Скрытый смысл её слов был очевиден. Владение пятью языками давало Ханье много преимуществ. Она объяснила, что проворачивает сделки как с заключёнными, так и с охранниками, переводит для них и получает взамен определённые блага, оставляя их себе или используя для торговли. И всё же, при мысли о заключении сделок с нашими тюремщиками, я поморщилась.

– Мои связи – причина, по которой к тебе здесь проявляют особое отношение, – сказала Ханья, подняв бровь. – Возьмём, например, обезболивающие, которые ты получаешь от Янины. Большинство заключённых могут разжиться лишь половиной таблетки. Благодаря моим связям Янина жива – она работает здесь, выступает в качестве моего контактного лица в госпитале и имеет доступ к дополнительным ресурсам через поставщиков, с которыми я держу связь в лагере и за его пределами. Поэтому она даёт тебе нужные дозы.

– Верно, прости. Я благодарна за всё, что ты сделала, – ответила я, пристыженно улыбаясь и надевая свою форму поверх новых бинтов. – Но ты же еврейка. Ты должна ненавидеть нацистов ещё сильнее, чем я.

– Если кто-нибудь услышит, что ты говоришь, все усилия, которые я вложила в твоё выздоровление, будут напрасными. – Она снова обвела помещение настороженным взглядом. – Можешь сколько угодно не соглашаться, Мария, но налаживание связей как с заключёнными, так и с охранниками имеет свои плюсы. Как, по-твоему, мне удалось сохранить свою жизнь? Мне нужно заботиться и о младшем брате, так что я рада помощи в любой форме.

– Твой брат здесь?

Она кивнула, присев в изножье моей койки.

– Исаак работает слесарем. У меня есть связи в СС, они помогли добиться его перевода. Когда нас только привезли, он был в бригаде дорожных рабочих.

Самая изнурительная работа, где заключённые толкали тяжёлые бетонные цилиндры, чтобы разровнять землю.

– Ты можешь добиваться трудовых переназначений? – спросила я, искренне удивившись.

– При условии, что могу предложить соразмерный обмен. В таком месте, как это, нужно что-то отдать, чтобы что-то получить. Это не всегда приятно, но я сделаю всё, чтобы вернуться к своим киндерлах. – На губах Ханьи заиграла грустная, ласковая улыбка, затем она перевела для меня: «Мои дети».

– Сколько у тебя детей?

– Двое сыновей. Яков и Адам. – На её лице появилось отрешённое выражение, и я подождала, пока она продолжит: – Одному было три года, а другому – четыре месяца, когда мы с мужем передали их членам Сопротивления. Элиаш, мой муж, говорил, что так будет лучше, но меня продолжали терзать сомнения. Пока нас не арестовали.

– Ты спасла им жизнь, – пробормотала я. – Как вас арестовали?

Ханья долго всматривалась в маленькую дырочку на своей форме, прежде чем рассказать:

– В гетто умерли от дизентерии муж и новорождённый ребёнок моей старшей сестры Юдиты. Её четырёхлетняя дочь, Рута, была всем, что у неё осталось, и она отказалась её отдавать. Однажды днём мы с семьёй шли по улице, а в нашу сторону направлялись четыре эсэсовца, поэтому мы сместились к сточной канаве. Моя племянница гонялась за голубем, и когда он вылетел на тротуар, побежала за ним. Юдита позвала Руту и попыталась остановить её, мы все пытались, но Рута не обращала на нас внимания. Когда моя сестра забрала её с тротуара, то извинилась перед эсэсовцами за нарушение закона и заверила их, что это было не специально. Но её слова не имели значения. Офицеры ничего не сказали, просто толкнули их обратно на проезжую часть и начали избивать.

– За то, что они ступили на тротуар? – осторожно спросила я, и Ханья кивнула:

– Исаак, Элиаш и мои родители пытались защитить мою сестру и племянницу, но на них тоже набросились. Я стояла и смотрела, как эти люди избивали мою семью. Я кричала, чтобы они остановились, но не могла пошевелиться. Меня парализовало. Всё, о чём я могла думать, это то, что с моими сыновьями произошло бы то же самое, если бы я не отдала их. Когда эсэсовцы успокоились, моя племянница была мертва, лежала прямо там, в сточной канаве. Они размозжили ей череп. Юдита всё кричала и кричала над маленьким телом Руты, поэтому офицеры застрелили её, а нас арестовали. Мои родители умерли в Павяке от полученных увечий, а потом Элиаша, Исаака и меня перевели сюда.

– Мне так жаль. – Мои слова прозвучали банально и бессмысленно. Никакая жалость не способна изменить такую несправедливость. – Какие трудовые обязанности у твоего мужа?

Ханья вперилась невидящим взглядом куда-то вдаль, лицо пустое, ногти впиваются в ладони.

– Элиаш умер от травмы на стройке два месяца назад. Я как раз договаривалась о его переводе, но сработала недостаточно быстро. Мои сыновья – это всё, что осталось у нас с Исааком. Мы пообещали друг другу выжить, чтобы снова найти их. – Она провела рукой по пальцу, на котором должно было быть обручальное кольцо. Наблюдая за этим простым жестом, я почувствовала сильную тянущую боль в груди.

– Ханья, тебя тут ищет охранник, – бросила Янина, спеша к следующему пациенту.