Последний ход

– Он убьёт меня в любом случае, так что, по крайней мере, я сделаю всё, что в моих силах. Пожалуйста, Ханья! – Я снова схватила её за руку, и на этот раз она не отстранилась. – У тебя есть доступ к административным помещениям, и всё, что мне нужно, это чтобы ты сообщала мне, если узнаешь, что комендант Хёсс будет в главном лагере. Незачем подвергать себя опасности. Пообещай, что подумаешь.

Ханья сделала ещё один ход и промолчала, когда я поставила ей мат. Вид у неё был задумчивый.

– Ты уверена, что Фрич планирует убить тебя, когда ему надоест играть в шахматы? – спросила она. Когда я кивнула, Ханья встала: – В таком случае мы не можем этого допустить, верно?

Я усмехнулась:

– Сыграем завтра, но только если ты научишься защищать своего короля.

Ответив на сей раз по-чешски, Ханья вышла из блока. Я собрала шахматные «фигуры» и с наслаждением окунулась в охватившую меня утешительную благодарность. С помощью Ханьи шансы добиться перевода Фрича значительно выросли.

Я устраивалась на своей койке, когда кто-то прокричал мой номер. Хефтлинг вручил мне небольшой листок бумаги и ушёл, прежде чем я успела что-то спросить.

Девушке, которая сказала, чтобы я оставил её в покое,

Я понимаю, что не уважаю твои желания, но я давно тебя не видел, поэтому хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. Если ты напишешь мне ответ и дашь о себе знать, я обещаю с этих пор уважать твои желания. Моя семья владеет пекарней в городе, так что отдай твою записку заключённому, который там работает, и он передаст её мне. Я не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо, но если дойдёт и ты не ответишь, это невежливо, и тебе в таком случае должно быть стыдно.

С уважением,

Матеуш Кольчек

P. S. Мне очень жаль, что у тебя синяк под глазом.

Что ж, глупый мальчик оказался не таким уж глупым. Можно дать ему шанс. Вероятность увидеть его снова была невелика, но тайком передавать письма гражданскому лицу казалось гораздо менее рискованным, чем разговаривать с ним при всех, да и возможность ещё с кем-то подружиться казалась удивительно привлекательной. Я порылась в вещах, которые дала мне Ханья, нашла лист бумаги и карандаш, чтобы написать ответ.

Дорогой Матеуш,

Со мной всё в порядке, но мои трудовые обязанности изменились, поэтому ты меня не видел. Я уже некоторое время работаю на территории лагеря, и боюсь, что в будущем наши пути не пересекутся. Что касается моего синяка под глазом, то он уже давно зажил. Всё в прошлом.

Твой друг,

Мария Флорковская

P. S. Невежливо пренебрегать желаниями девушки, так что это тебе должно быть стыдно.

Глава 15

Аушвиц, 14 августа 1941 года

– Ты можешь лучше, Мария. Офенхайм.

– Офенхайм. – Смех мешал моим попыткам скопить в горле слюну, когда произносишь это слово, – единственный способ, который я смогла придумать, чтобы звучало правильно.

– Офенхайм, – повторила Ханья, на этот раз с бóльшим нажимом. Всё ещё смеясь, я спародировала её манеру, и она вздохнула: – Чем дальше, тем больше ты звучишь, как гойка. Стоит ли мне слушать Шма[24] в твоём исполнении?

– Если я не могу правильно произнести твою фамилию, неужели ты думаешь, что у меня получится прочитать целую молитву на иврите? – спросила я, ухмыляясь, и передвинула коня по нарисованной на грязном полу шахматной доске. – Твоя очередь. Сколько ты запомнила?

Ханья задумалась на мгновение.

– Патер ностер, кви эс ин цэлис, санктифицэ́тур номэн Туум. Фиат волю́нтас Туа, адвэ́ниат рэгнум Туум…[25] – Она изобразила обиду, когда я не смогла сдержать смешок, затем, похоже, поняла, что поменяла местами две последние фразы. Пренебрежительно махнула рукой и передвинула свою ладью. – Почти получилось.

Во время шахматной партии мы перекусили горсткой картофельных очистков и маленькой чашкой кобыльего молока – плата за услуги Ханьи от работника конюшни. Она настаивала, что мы должны разделить еду, хотя я пыталась отказаться, потому что это ведь она её заработала.