Последний ход

Пока Ханья перебирала добытое, пока мы чертили поле для шахматной партии, я изо всех сил старалась казаться увлечённой, но не могла выбросить из головы ту высокомерную улыбочку, которой она одарила мужчин. Как будто я дошла до эндшпиля и проигнорировала совет отца: Когда на доске остаётся мало фигур, необходимо включать в игру короля. Я доверилась Ханье без всякой причины, просто потому, что она была добрым человеком, женщиной, другом; я продолжала укрывать своего короля. Ошибка новичка, которую я должна была заметить прежде, чем совершить. В Аушвице такая легкомысленная доверчивость может стать водоразделом между жизнью и смертью.

Я провела онемевшим пальцем по грязному полу, чтобы чётче обозначить линии клеток, а затем передвинула одного из своих коней и сжала ладонь в кулак, стараясь побороть внезапную дрожь. Может быть, удастся списать её на холод.

– Ты уверена, что твоя лихорадка прошла, шиксе? Зря ты так сходила. – Ханья дразняще ухмыльнулась, так как из-за сделанного хода король оказался уязвимым и мне можно было поставить шах.

– Чего ты хочешь?

Когда вопрос слетел с моих губ, рука Ханьи, потянувшаяся к коню, застыла на полпути. Она на мгновение зависла над доской, затем всё же взяла камешек и положила его на землю рядом. Шах.

– Прямо сейчас? Выиграть эту партию. – Несмотря на шутку, я уловила напряжение в голосе, и, когда она посмотрела на меня, на лбу её появилась лёгкая складка.

– Я видела тебя, Ханья. С теми мужчинами. – Я дала словам осесть в пространстве, прежде чем сесть ровнее. – Скажи, чего ты хочешь от меня.

Выражение её лица не изменилось. Между нами повисло молчание, а громкий голос в моей голове спрашивал, зачем вообще я вызвала её на этот разговор. Биение сердца барабанной дробью раздавалось у меня в ушах, пока Ханья прикуривала сигарету, выдыхала ровную струю дыма и прочищала горло.

– Когда мы с мужем передали двух наших сыновей Сопротивлению, мы знали только, что их выдадут за католиков. Я не знаю ни их вымышленных имён, ни куда их отправили, ничего. После войны мне нужен будет кто-то, кто работал на Сопротивление в Варшаве, чтобы помочь найти женщину, которая их забрала. – Она проследила за пеплом, упавшим с сигареты на холодный пол, затем подняла свои тёмные глаза на меня: – Ты поможешь мне найти сыновей, когда мы вернёмся домой.

– Как долго ты это планировала? – У меня было чувство, что я знаю ответ, но мне хотелось услышать его от неё. Я хотела, чтобы на этот раз она была со мной честной.

– С тех пор, как я узнала, что ты член Сопротивления из Варшавы.

– Сразу после того, как меня выпороли. Ты держала это в уме на протяжении всей нашей дружбы. И если я не буду сотрудничать, ты начнёшь шантажировать меня так же, как тех мужчин.

Притворяться было бессмысленно. Ханья медленно затянулась сигаретой и вновь надела маску каменного безразличия, которую я видела и раньше, но только теперь осознала, что никогда не понимала, что за ней стоит. Отстранённость. От меня, от себя, от всего.

– Со связями в СС легко заставить людей сотрудничать, – сказала Ханья с усмешкой. – Я думала, что с тобой будет легко договориться, учитывая твоё положение, но ты не предоставила мне такой возможности. До твоей порки.

Я поднесла руку к плечу, ощущая неровные бугорки на коже, которые вдруг запульсировали, как свежие.

– Ты помогла мне, потому что я была не в том положении, чтобы отказываться.

Новая струя дыма, густая и едкая, окружила нас, не позволяя мне продолжить, даже если бы я могла подобрать слова. Ханья наблюдала за дымом, поднимавшимся с кончика сигареты, затем посмотрела на меня:

– Я намеревалась получить существенную компенсацию за спасение твоей жизни, но после нашего разговора решила, что эта сделка будет отличаться от других. Мне нужно было помочь тебе остаться в живых и держать тебя рядом, пока не придёт время.

Слова ужалили сильнее, чем дым, который попал мне в глаза.

– Поэтому ты помогаешь мне избавиться от Фрича?

– Конечно. – Она докурила сигарету и погасила её о подошву своей туфли. – Если он устанет от тебя и убьёт, это нарушит мои планы.

– Значит, ты сохраняешь жизнь своей шиксе, чтобы она потом принесла тебе пользу. – Я выплюнула слово, которому она меня научила, встала и прошагала мимо неё в сторону двери. – Полагаю, мне пора к этому привыкнуть.

Когда я оставила Ханью с наполовину завершённой шахматной партией и вышла в студёный вечер, укус её предательства ощущался так же остро, как порывы ветра, хлещущего по моей тонкой униформе. Я была не более чем самой ценной её сделкой. И зачем я вступила с ней в перепалку? Это было опрометчиво и глупо. Но теперь поздно о чём-либо сожалеть. Да я и не сожалела. Если Ханья попытается как-то помешать мне, я пущу в ход всё, что у меня есть, чтобы дать отпор. Даже без связей с СС.

Я брела по холодной улице, а наш разговор витал в воздухе вокруг меня, отдаваясь эхом с очередным шквалом, пока ветер, со свистом проносящийся мимо, не пронзил крик.