Последний ход

– Ты думаешь, что можешь уйти? Для этого уже слишком поздно, Мария. – Ханья вцепилась в моё предплечье, и я попыталась вырваться, но она держала крепко и заставила меня повернуться к ней лицом.

– Ты не причинишь мне вреда, если я нужна тебе живой. – Я сказала это, но при этом вовсе не была уверена в том, что это правда.

– Мне нужно, чтобы ты сотрудничала, и если мне придётся заставить тебя, то так тому и быть. Протц выполнит любую мою просьбу, и не жди, что он тебя пожалеет, так что если не хочешь с ним связываться…

– Прекрати, Ханья! – На этот раз мне удалось вывернуться из её хватки. – Если ты думаешь, что нужно заставлять меня искать твоих сыновей, то ты, вероятно, не очень хорошо меня знаешь.

При этих словах глаза Ханьи округлились, затем сузились в щёлки, словно она обдумывала, верить мне или нет. Я сделала глубокий вдох, чтобы унять жар, бурлящий в венах. За её угрозами угадывалась мольба, плохо скрываемая тёмными глазами, в которых отражалась неведомая мне боль и борьба, разгоравшаяся внутри. Я была той, кого она решила использовать в своих интересах, чего бы ей это ни стоило. Но я также была человеком, с которым она, несмотря на первоначальные намерения, сдружилась, и я тоже потеряла своих родителей, как и её дети потеряли своих.

Ханья уже не была той коварной женщиной, которую я видела минуту назад. Она была молодой вдовой, отчаянно пытавшейся воссоединиться со своими детьми. Наверняка мои родители испытали то же отчаяние, когда поняли, что я пропала. Когда они поняли, что моим брату и сестре придётся расплачиваться за мои действия. Когда они поняли, что у них украли все надежды на воссоединение нашей семьи.

Я скрестила руки на груди, закрываясь от порыва холодного воздуха, отвернулась и мягко произнесла:

– Работая на Сопротивление, мы с мамой иногда представляли себе жизнь после войны. Мы обе с нетерпением ждали возможности воссоединить детей, которым мы помогали, с их родителями. Совершить подобное было бы честью, но сделать это для одной из самых близких моих подруг… – Я прервалась, тяжело вздохнув: – Всё, что тебе нужно было сделать, это попросить.

Когда я подняла на неё взгляд, Ханья смотрела вдаль, уносясь мыслями далеко отсюда. Её глаза блестели в темноте, затем она моргнула, как будто выходя из оцепенения, смахнула случайную слезу и сказала шёпотом:

– Мария, я…

Я покачала головой, чтобы остановить её. Мы были созданиями войны и иногда вырождались в неузнаваемые имитации прежних себя. Я не хотела, чтобы она извинялась за то, что совершила война. Мне просто нужно было, чтобы она снова стала той женщиной, которую я знала.

Когда я протянула ей руку, она взяла её, и я подошла достаточно близко, чтобы стереть ещё одну слезу с её щеки.

– Мы найдём их, бобе. Я обещаю.

Она слегка сжала мою руку:

– В таком месте, как Аушвиц, легко забыть, что порядочные люди ещё существуют.

Вернувшись в блок, мы сели на мою койку. Когда мы прижались друг к другу, накрывшись тонким одеялом, к моим пальцам на руках и ногах, воскрешённым теплом от маленькой дровяной печки, постепенно начала возвращаться жизнь. Этой печки не хватало для обогрева помещения, но лучше такая, чем полное отсутствие отопления. Другим заключённым повезло меньше.

– Война закончится, и я свяжусь с Иреной и её матерью, они нам помогут, – сказала я, когда мои зубы перестали стучать. – Расскажешь мне больше о сыновьях? Сколько времени прошло с тех пор, как их тайно вывезли из гетто?

– Девять месяцев. У Якова день рождения в марте, так что ему скоро исполнится четыре года, а Адаму – год и два. – Внезапное осознание, казалось, поразило её, должно быть, она часто задумывалась об этом и раньше, но каждый раз боль была такой же сильной, как в первый. – Мой сын превращается из малыша в мальчика, а я пропустила его первые слова, его первый день рождения… – Она прервалась и сделала вдох, чтобы успокоиться. – Я никогда не забуду ночь, когда их забрали. Это был поздний субботний вечер, двенадцатое апреля. Последняя суббота, когда мы собирались всей семьёй. Остальных арестовали через неделю.

Я тоже запомнила эту дату. Двенадцатого апреля произошло кое-что важное. Я пообещала себе, что запомню этот день, потому что тогда я впервые самостоятельно выполнила поручение Сопротивления. Я разносила листовки. Мама должна была пойти со мной, но уехала в гетто, поэтому я работала одна.

Я села прямее, напоминая себе, что нужно дышать. Это совпадение, только и всего.

– А что ты знаешь о человеке, который забрал твоих детей?

– Их увезла женщина, которую я встречала несколько раз, и несколько моих друзей также позволили ей забрать своих детей. Она уговорила меня отпустить мальчиков. Она была доброй и дружелюбной, но я не знаю ничего, кроме имени. Сомневаюсь, что это было её настоящее имя, но она представилась Станиславой.

Женщина из Сопротивления по имени Станислава, которая спасла детей двенадцатого апреля. Тот же псевдоним использовала мама, в ту же ночь она отправилась в гетто.