– Если бы я мог остановить это – казни, порки, пытки, – я бы это сделал, но я один, и если бы я… – Оскар протёр глаза и прочистил горло, затем снова заговорил мягким тоном: – Если это поможет хоть немного, твои брат и сестра выглядели умиротворёнными. И твои родители – даже после того, чему они стали свидетелями. – Он колебался, прежде чем вернуть фуражку на голову.
Я поднялась на ноги и ухватилась обеими руками за спинку стула, чтобы сохранить равновесие. Он ждал, как будто предвидя, что я собираюсь что-то сказать. Когда я заговорила, то уже не пыталась сдержать дрожь в голосе:
– Если вы серьёзно сказали, что ненавидите то, что здесь происходит, пообещайте мне кое-что.
Он не сразу отреагировал, но наконец кивнул.
– Я хочу, чтобы завтра вы явились к коменданту и рассказали ему всё, что вам известно о Фриче.
После разговора с Оскаром я поспешила в свой блок. Мы с Ханьей планировали сыграть партию в шахматы, но предстоящая игра занимала меня в тот момент меньше всего. Добравшись до блока, я увидела, что Ханья стоит на улице, она сделала несколько поспешных шагов мне навстречу, но я прошла мимо, не замедляя шага.
– Я собираюсь найти Фрича.
Она схватила меня за руку.
– Подожди, Мария, ты не можешь…
– Нет, могу! – воскликнула я, стряхивая с себя её руку. – Он может пороть меня сколько захочет, но я собираюсь найти его. Я должна…
– Послушай меня, шиксе, – пробормотала Ханья, взяв меня за плечи. – Ты не можешь пойти к нему, потому что его здесь нет.
– Хорошо, я подожду, пока он вернётся, и когда вернётся…
– Он не вернётся. – Она взяла меня за руки и взволнованно сжала их, сияя. – Сегодня утром эсэсовцы из здания администрации сказали, что комендант Хёсс вызвал Фрича на долгое совещание и тот ушёл сразу после его окончания. Хёсс приказал немедленно перевести Фрича и отправить в концентрационный лагерь Флоссенбюрг. Он уехал.
Невозможно. Фрич не мог уехать. Не сейчас. Учитывая показания Оскара и многочисленные нарушения Фрича, я была почти уверена, что комендант Хёсс переведёт его, но я попросила Оскара представить свой отчёт завтра, чтобы у меня было время встретиться с Фричем лицом к лицу.
– Это правда, шиксе, чистая правда. – Я моргнула, выведенная из оцепенения голосом Ханьи, она наклонилась ко мне со слабой улыбкой: – Ты сделала это. Его нет.
Фрича больше нет.
Я потратила месяцы, чтобы добиться его перевода, и мой же план всё испортил. Если бы я знала, что Фрич убил мою семью, я могла бы потребовать его признания в этом, спросить, знает ли он, что приговорил к смерти целую семью, но пощадил одну из них. Выживание должно было подарить чувство восстановленной справедливости – стать способом почтить память моей семьи, одержать верх над местом, унёсшим столько жизней, бросить вызов Фричу и его планам относительно меня. И снова – ход, которого я не предвидела, ход, изменивший всё. Было недостаточно лишить Фрича его должности и бороться за выживание. Справедливость заключалась в том, чтобы услышать правду от убийцы моей семьи. Найти способ заставить его заплатить. Но было уже слишком поздно: он уехал.
Я упустила свой шанс.
Нет, эта игра ещё не закончена; пешка по-прежнему в игре.
Несмотря на то что снег доходил мне почти до колен, а от безжалостного ветра слезились глаза, мне не было холодно. Меня согревал жар ярости, оставляя лишь угли от моих планов, – медленный, непрерывный огонь, который не угаснет.
Глава 19
Аушвиц, 20 апреля 1945 года
Теперь, когда пришло время рассказать Фричу обо всём, что я узнала от Оскара, слова свободно слетают с моего языка, хотя мне и приходится прилагать значительные усилия, чтобы сохранять голос ровным. Закончив, я умолкаю и перевожу дыхание. Истина лежит перед нами, ясная и чётко очерченная, как клетки шахматной доски. Фричу ничего не остаётся, кроме как сделать свой ход.
Он молчит, наблюдая за мной; затем бьёт моего ферзя, а мой конь бьёт его коня.
– Тебе сказали, что я расстрелял твою семью, и поэтому ты пыталась разрушить мою карьеру, не так ли?
Хотя я подозревала, что он знал о моём плане, его слова вызывают во мне водоворот ужаса, такого же сильного, как если бы он обнаружил мою причастность ещё тогда. Чтобы успокоиться, я напоминаю себе, что мне нечего бояться. Эндшпиль будет развиваться так, как я запланировала.
– Отвечай, полька! Ты пыталась разрушить мою карьеру?
Этот крик заставляет меня вернуться в реальность. Я не понимала, как долго я молчала. Фрич смотрит на меня не моргая, я изучаю доску, но если буду медлить больше нескольких секунд, он начнёт действовать.
– Я начала осуществлять этот план задолго до того, как узнала, что ты сделал, но свою карьеру разрушил ты сам. Я лишь дала возможность нарушить протокол, вот и всё. Но не заставляла ею воспользоваться.