Последний ход

– Солдат, поймавший меня во время комендантского часа. Этот сукин сын сказал, что не арестует меня при одном условии, но не дал выбора, соглашаться на его условие или нет. Я бы выбрала арест. – Она сняла блузку и продолжила с безразличным смехом: – Некоторые сражения просто невозможно выиграть, даже если ты дерёшься как чёрт. Как видишь, это было почти девять месяцев назад, а потом меня поймали, когда я отвозила еврейскую девочку в католическую семью под Варшавой. – Она сделала паузу и аккуратно сложила блузку. – Кто-то донёс на нас. Как только я доставила девочку к дому, гестаповцы арестовали меня прямо возле него, заперли всех внутри и подожгли. Убедившись, что никто не выжил, меня отвезли в Павяк. Допросы чуть не спровоцировали выкидыш, но мой малыш – такой же боец, как и я, поэтому мы здесь.

Не знаю, что я ожидала услышать относительно её беременности или ареста, но определённо не это. То, что случилось с Иреной, было слишком ужасно, чтобы даже просто попытаться это осознать. Ничто из сказанного мной не сможет отменить того, что ей пришлось пережить, поэтому я лишь задала следующий вопрос, который крутился в голове:

– А твоя мать?

Когда Ирена вышагнула из юбки, резкая тень упала ей на лицо. Прежде чем ответить, она тяжело сглотнула:

– Мама была в порядке несколько недель назад, но сейчас она уже знает, что меня поймали, так что я даже представить не могу, каково ей сейчас. А твоя семья? – Моё лицо, должно быть, выразило всё без слов. Она открыла рот, потом закрыла его.

Ирена сняла нижнее бельё и передала мне, а я добавила её вещи к растущей на полу куче. Синяки, покрывавшие её тело, перенесли меня в Павяк. Горе и гнев теснились в моей груди. Гестаповцы пытали беременную женщину.

Она вымыла лицо и руки в раковине, затем двинулась к выходу из комнаты, но замерла в дверях. Теперь, когда живот был обнажён, она положила обе руки на него.

– Они ведь собираются убить меня?

Ирена знала ответ, я видела это в её глазах, но она должна была услышать его от меня. Я не могла сказать ей правду, не понимала, как можно это сделать, но она заслуживала правды, и я не стала бы ей лгать. Я не доверяла своему голосу, поэтому просто кивнула.

Ирена не выглядела удивлённой, но её рука переместилась к крестику на шее. Только тогда она, казалось, поняла, что должна снять его. Взявшись за застёжку, замешкалась.

– Это последний подарок, который сделал мне отец, – пробормотала она, скорее для себя, чем для меня. Она поспешно сняла его и протянула мне. Я должна была положить его к конфискованным драгоценностям, но когда крестик и цепочка легли в мою ладонь, я сжала руку в кулак. Я не могла отдать его. Не теперь.

По коридору шёл офицер СС, выкрикивая распоряжения, его взгляд упал на нас с Иреной.

– Пусть она пошевеливается, 16671.

Когда я услышала этот приказ, участь, уготованная Ирене, стала слишком реальной, мне нужно было что-то сделать. Я не могла позволить ей умереть. У меня не было времени, чтобы продумать план, осталось только умолять.

– Стойте! – крикнула я и схватила офицера за руку. – Она родит со дня на день и тогда сможет работать, ради бога, разрешите ей работать… – я прервалась, когда офицер выдернул свою руку из моей хватки и занес её над головой для удара, но, прежде чем он успел это сделать, Ирена схватила меня за плечи и встряхнула.

– Послушай, сумасшедшая сука, я не знаю, за кого ты меня принимаешь, но я уже сказала тебе, что мы незнакомы и я не хочу с тобой работать. Оставь меня в покое. – Она оттолкнула меня и в отчаянии повернулась к офицеру: – Пожалуйста, скажите, куда мне нужно идти, чтобы убраться от неё поскорее.

Он одарил её удивлённой ухмылкой:

– Следующий коридор, налево, и выйдешь во двор. – Он жестом указал в нужном направлении, прежде чем удалиться.

Когда он ушёл, Ирена повернулась ко мне:

– Возможно, я кое-чему научилась у Хелены Пиларчик. – Она сверкнула дразнящей улыбкой, произнеся моё кодовое имя.

Всё, что я могла сделать, это последовать за ней во двор, что я и сделала. Я оставалась с ней столько, сколько могла. Она стояла прямо, отведя плечи назад, подбородок и грудь приподняты, рука прикрывает округлую грудь.

– Почему ты остановила меня? – пробормотала я, пока мы шли.

Ирена глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

– Потому что даже если бы они разрешили мне работать после родов, они бы забрали моего ребёнка. И будь я проклята, если позволю им сделать это. – Её голос дрогнул, на щеке блеснула слеза. Ирена поспешно смахнула её и с усилием сглотнула; когда она заговорила снова, её тон был ровным, как обычно. – Я не могу спасти своего ребёнка, но мы можем встретить смерть вместе.

Мы остановились возле мужского туалета, в нескольких метрах от железных ворот, ведущих во двор. Стена находилась за ними справа, вне пределов видимости. Дальше мне было нельзя, могли заметить. Когда мы остановились, Ирена взяла меня за истощённую руку и прижала мою ладонь к своему животу. Я почувствовала короткую, но сильную пульсацию, когда ребёнок зашевелился.