Последний ход

– Значит, ты спровоцировала перевод, – говорит он, его голос такой тихий, что мне приходится сосредоточиться, чтобы разобрать слова. – И каждое твоё действие было спланировано относительно местонахождения коменданта, не так ли? – Когда я киваю, он неодобрительно качает головой: – Я дал тебе шанс быть полезной, а ты пошла против меня.

– Не делай вид, будто относился хоть к кому-то с милосердием, – отвечаю я, мой голос напряжён. – Ко мне или к моей семье.

– Моя работа заключалась в том, чтобы держать заключённых под контролем, и именно это я и делал, – говорит Фрич, снова успокаиваясь и двинув пешку. – Похоже, мне следовало контролировать охранников.

На полпути к своей пешке я отдёргиваю руку.

– Что ты имеешь в виду?

Фрич снимает фуражку, чтобы вытереть дождевую воду с эмблемы Тотенкопф, затем надевает обратно.

– Тот, кто рассказал тебе о твоей семье. Ты не думала, что он мог солгать тебе?

Дождевая вода стекает по моей спине, и я изо всех сил стараюсь не задрожать. Я вглядываюсь в лицо Фрича в поисках хоть какого-то намёка на ложь, но он просто выжидает, когда я отвечу. Я прочищаю горло, прежде чем попытаться это сделать.

– После разговора со мной Оскар рассказал коменданту ту же историю.

– Если он солгал тебе, почему бы ему не солгать коменданту? Я помню этого человека. Он не был создан для этой работы, и он не одобрял меня. Я не удивлён, что он воспользовался возможностью мне навредить. Его освободили от должности, а меня уже не было в лагере, так что ему было нечего терять. Поговорив с тобой, он выставил меня в удобном ему свете, а затем передал рапорт Хёссу, вероятно, восхваляя коменданта за мой перевод и пытаясь вернуть себе расположение, которое он потерял, оказавшись слишком слабым для вверенных ему обязанностей. А я, по причине своего отсутствия, уже не мог ответить на выдвинутые обвинения.

Я меняю положение на стуле, но от этого мне становится ещё более неуютно.

– У него не было причин лгать.

– Ах, но это же неправда, а? Ты была уязвимой, отчаянно нуждалась в ответах и пошла к этому человеку, умоляя дать их тебе. Он сказал, что шансы вспомнить твою семью были невелики, но поскольку ты настаивала, он воспользовался возможностью подставить меня, сочинил историю, чтобы удовлетворить тебя, и ожидал, что ты его отблагодаришь. – Фрич наклоняется ближе, глядя мне прямо в глаза. – Ты же сделала так, чтобы его старания не были напрасны?

Это сальное бормотание высвобождает мою ярость.

– Нет, я бы никогда…

– Разве ты не сказала ему, что готова на всё? Нельзя давать обещаний, которые не собираешься выполнять.

– Он не просил меня как-то отплатить ему.

– Некоторые награды теряют всякую ценность, если их приходится выпрашивать, – говорит он с ухмылкой. – Кроме того, другая заключённая, которая участвовала в осквернении расы…

– Не впутывай её в это.

– Не делай вид, словно тебя это удивляет. Я знал всё, что происходит в этом лагере.

– Но ты не знал, что я пыталась добиться твоего перевода.

По лицу Фрича пробежала волна гнева.

– Я начал подозревать это, когда комендант упомянул о нарушениях протокола, спровоцировавших перевод, и большинство из них касались тебя. Жаль, что отъезд был немедленным, иначе у меня было бы время обсудить это с тобой.

Презрение в его голосе приносит небольшое удовлетворение, но моя победа незначительна. Оскар не мог мне солгать. Слова Фрича оживили воспоминания, и теперь я чувствую, как подкрадывается боль – лёгкая ломота, которая предшествует приступам беспрестанного неконтролируемого стука в моей голове. Я сжимаю зубы, пытаясь побороть эту боль, но она не прекращается.

– Ты тогда выразил надежду, что мне удалось найти свою семью, – наконец удаётся произнести мне. – Ты хотел, чтобы я…

Головная боль усиливается и лишает меня голоса, а Фрич высокомерно поднимает бровь.

– Ты всегда делаешь такие радикальные выводы из простых утверждений?

Я закрываю глаза, борясь со спазмом, от которого перехватывает дыхание. Контроль дразнил меня всё это время, держался где-то неподалёку, позволяя ухватиться за него и тут же вырываясь из рук. Чем дольше длится наша схватка, тем меньше у меня шансов одержать верх.

– Если бы ты сосредоточилась на своей семье, а не на моём переводе, я бы никогда не поехал во Флоссенбюрг. Ты ждала слишком долго, чтобы начать расследовать их смерть, и доверилась человеку, чью версию событий некому поставить под сомнение. Я единственный, кто может опровергнуть или подтвердить его слова. Вот почему ты решила найти меня снова, не так ли? – Он кивает на доску в знак того, что теперь моя очередь, и откидывается на своём стуле. – Если я не расстреливал твою семью, ты потратила все эти годы впустую, гоняясь не за тем человеком.

Глава 20

Аушвиц, 8 июня 1942 года