Последний ход

Раздевайся, становись на колени, вставай, ложись, не двигайся, и так раз за разом. Даже издалека Ханья выглядела более хрупкой по сравнению с тем, какой я помнила её во время недавних упражнений такого рода, а ведь прошло всего три дня с момента переклички, которая каким-то образом превратилась в отбор. Когда небо начало светлеть, я пересчитала её позвонки, пока она неподвижно лежала лицом вниз на снегу, заметила выпирающие тазовые кости и ключицы, когда она встала. Большинство заключённых были такими же костлявыми и плоскогрудыми, стоя под небом, серым, как их кожа, но другие, недавно переведённые, сохранили лёгкую округлость, возможно, даже слабый здоровый румянец. Время ещё не успело отнять ни то ни другое.

Мучительный шёпот вторгся в мои мысли; я пыталась сдерживать его, но он сопротивлялся, требуя, чтобы его услышали. Внезапно я стала невосприимчива к холоду, невосприимчива ко всему, кроме давящей глыбы ужаса. Шёпот спрашивал, хватит ли Ханье губной помады на этот раз.

Пока эсэсовцы проводили отбор вместе с Мандель, несколько женщин-охранниц наблюдали за моей группой. В своём ряду я стояла с краю, поэтому изучала охранниц рядом, просчитывая ходы, выбирая стратегию. Ближе всех ко мне стояла молодая девушка, может быть, ровесница Ханьи, ясноглазая и привлекательная. Бриллиантовые серьги сверкали в мочках её ушей, сапоги были подбиты густым мехом, и я решила, что ногти под её кожаными перчатками были аккуратными и наманикюренными.

Другая охранница следила за всеми впереди – прищурив глаза и расправив плечи, она расхаживала взад-вперёд, постукивая хлыстом по бедру, словно желая пустить его в ход. Возможность для этого представилась, когда одна заключённая вздрогнула. Молодая охранница виделась мне более удачным выбором. Я достала кое-что из кармана и подождала, пока строгая охранница пройдёт вперёд, подальше от меня.

– Фрау ауфзеерин[39].

Мой шёпот испугал девушку, но она заметила золотой браслет у меня в ладони, прежде чем успела сказать хоть слово. Я сжала руку в кулак. Беглого взгляда было достаточно. Когда она не спеша подошла ближе, я заговорила, не поворачивая головы.

– Заключённая 15177 участвует в отборе. Сейчас она в очереди, перед ней десять человек. Сделайте так, чтобы её не выбрали.

Охранница склонила голову в сдержанном кивке, затем выхватила браслет из моей протянутой руки. Сунув его в карман, она направилась к проводившим отбор мужчинам. Шла не торопясь, как бы не имея никакой особой цели. Обменялась несколькими словами с парой охранников и подошла к эсэсовцу, который сжимал в руках пачку документов. Пока они разговаривали, она прошептала ему что-то на ухо. Её рука задержалась на его плече чуть дольше, чем было необходимо, и, прежде чем вернуться на своё место рядом со мной, девушка одарила его скромной улыбкой.

Когда настала очередь Ханьи, она предстала перед тем же мужчиной. Она развела руки в стороны, и он ткнул большим пальцем вправо, пощадив её. Когда Ханья вернулась в свою группу, её взгляд пробежал по заснеженной земле и нашёл меня. Синие губы изогнулись в слабой, благодарной улыбке – Ханья, вероятно, догадалась, что я как-то повлияла на решение.

– У меня есть ещё один такой браслет, фрау ауфзеерин, – прошептала я. – Если принесёте мне буханку хлеба, он ваш.

– Сегодня вечером, – произнесла она сквозь зубы и отошла, прежде чем кто-то успел застать нас за разговором.

Наслаждаясь своим успехом, я смаргивала снежинки, падающие на ресницы. Сделки с охранниками неизменно связаны с риском, но я была готова пойти на это.

Когда отбор был закончен, охранники затолкали в грузовик негодных к труду. Машина взревела, пробудившись к жизни, и увезла их прочь, чтобы никогда больше не возвращать, в то время как остальные отправились выполнять свои трудовые задания. Окружённая злобными собаками, конными и пешими охранниками СС и моими сокамерницами, я следовала за своей коммандо по мёрзлой заснеженной земле, пока мы не добрались до мастерской по плетению корзин.

Каждый день в мастерской был похож на предыдущий – но это было намного лучше дней, проведённых в блоке № 11. Плести корзины – не самая плохая работа, но мои пальцы были созданы для шахмат, а не для кропотливого плетения. Иногда, работая, я представляла, как заплетаю волосы Зофьи в корзиночный узор вместо обычных кос, хотя все эти образы неизменно сопровождались душевной болью.

В мастерской было влажно, густо пахло людьми, которые бог знает сколько времени нормально не мылись. В дальнем конце комнаты склонился над своей корзиной Пилецкий. Несколько дней назад он перевёлся в нашу коммандо, что меня очень радовало. Ближе к концу дня я пересела к нему. Пока мы сосредоточенно выполняли каждый своё задание, я рассказывала ему об утреннем отборе и женщине-охраннице, пожелавшей обменяться со мной. Он особенно оживился, услышав, что я раздобуду целую буханку хлеба, которой поделюсь с как можно большим количеством женщин. Для Ханьи оставлю порцию побольше, но не скажу ей об этом.