Последний ход

– Нет, Ханья. Ты обещала, и я не отпущу тебя к Протцу. Только не из-за меня.

– Разве я спрашивала разрешения? – Ханья попыталась отстраниться, но я держала её крепко, и она рассвирепела: – Пусти, Мария.

– Сомневаюсь, что этот ублюдок имеет какое-либо влияние на гестапо, – усмехнулась Ирена.

Даже если бы Протц и мог помочь, он отказался бы из принципа. Я была в этом уверена, и где-то в глубине, за рамками внешней суровости, Ханья, должно быть, тоже это знала. Он заставил бы её искупить вину за то, что она разозлила его, а затем сказал бы, что позволяет молить о прощении, – так бы он ей отплатил. Она пройдёт все эти круги ада ни за что.

Рука Ханьи в моей руке дрожала, её глаза блестели, несмотря на отражающуюся в них суровость, и вряд ли это было из-за холода. Она снова попыталась оттолкнуть меня, но остановилась, когда я ослабила хватку и подошла ближе.

– Бобе, пожалуйста.

Ханья перевела взгляд с меня на Ирену. Наконец она выругалась на идише, вздохнула и накрыла мою руку своей.

– Может быть, мы и не сможем вытащить тебя, но мы поможем тебе пройти через это.

Мои упрямые, дорогие подруги. Каждая моя частичка хотела приказать им уйти, настоять на том, что я способна пройти через это сама, но тихий голос хотел их участия, нуждался в них, как бы это ни было эгоистично.

Холодный воздух обжигал мои лёгкие, и я боролась с ним, чтобы заговорить.

– Обещайте, что не выдадите себя. Не важно, что со мной случится, я должна знать, что вы будете в безопасности, поэтому, пожалуйста, пожалуйста, пообещайте мне…

Ханья притянула меня к себе, её объятия были такими же надёжными и успокаивающими, какими были когда-то объятия моих родителей. Я крепко прижалась к грубой ткани её формы, позволяя Ханье успокоить моё прерывистое дыхание, чувствуя, как колотится сердце в её хрупкой груди.

– Мы обещаем, шиксе. Правда, Ирена?

– Чёрт возьми, Мария, – пробормотала она. Я восприняла это как «да».

С каждым шагом леденящий воздух становился всё холоднее и зловоннее, как будто нёс в себе едкие запахи палёных волос и плоти, и присыпáл мою кожу пеплом. И хотя я упрекала разум, играющий со мной злую шутку, ведь крематории в данный момент не работали, запах продолжал преследовать меня вместе с ощущением частичек пепла на коже. Я крепко обхватила свой живот руками. Смерть была постоянным, знакомым противником, отравляющим воздух, пока с неба сыпались снежинки серого пепла, оплакивая каждую украденную жизнь.

В темноте я разглядела надпись «ARBEIT MACHT FREI» над воротами. Она пробудила воспоминания о том, как я шла вслед за своей семьёй из вагона, держась рядом с татой. Тогда он утешал меня в последний раз. Я почти почувствовала запах воска и сосны от полироли, которой он натирал свою трость, почти ощутила, как его нежные руки согревают мои замёрзшие щёки, а от его ободряющего голоса глубоко в груди разливается тепло.

Истинная свобода приходит от храбрости, силы и доброты. Единственный, кто может отнять это у тебя, – ты сама.

Я сжала ладонь, как будто папины пальцы сгибали мои вокруг маленькой пешки.

Я не была в блоке № 11 с тех пор, как меня перевели в другую коммандо, но когда мы зашли туда, показалось, что я никогда не покидала этого места. Всё выглядело так же, как раньше, – сурово, холодно, пусто, и пахло здесь по-прежнему – грязью, смертью и телесными выделениями. Мной овладели те же чувства. Безысходность, отчаяние, страдание.

Мы шли по жутким коридорам, пока не добрались до комнаты для допросов, той самой, где я провела много часов, отмывая с пола кровь, мочу и рвоту. Когда я вошла, агент гестапо, проводивший допрос, сидел за маленьким столиком и курил сигарету.

Штурмбаннфюрер Эбнер.

Полнейший ужас заставил меня застыть на месте. К счастью, это была оправданная реакция в моей ситуации, поэтому Ирена подтолкнула меня дальше в комнату. Я не знала, что Эбнера перевели из Павяка в Аушвиц, и всё же он был здесь, и, внезапно, мне снова было четырнадцать. Почти голая, одинокая, напуганная, обездвиженная сильными мужскими руками, я изо всех сил старалась не проронить ни звука, пока этот человек проклинал и избивал меня. Тот самый человек, что мучил меня, угрожал моей семье и в конечном счёте обыграл меня. Тот, кто отправил нас в Аушвиц.

Ирена не знала о наших с ним отношениях, она хлопнула меня рукой по плечу, как бы подталкивая к нужному месту, – и быстро сжала его. Напомнила, что я не одна.

И вот я оказалась лицом к лицу с Эбнером. С трудом сглотнула, подавляя ужас. Думай. Изучи его.

Я знала этого человека, но когда посмотрела на него, то поняла, что он меня не узнаёт. Он, похоже, не помнил девушку, которую пытал несколько лет назад, вероятно, потому, что он пытал многих. А это значит, что у меня было отличное преимущество.