Последний ход

Наградив тычком напоследок, Ирена отпустила меня, и я отреагировала на это резким вздохом. Я по-прежнему сидела, боясь поднять голову и не рискуя взглянуть на неё или Ханью. Сейчас мы не могли всё испортить. Я сосредоточила внимание на сигарете, которую уронила во время разборок с Иреной – сигарета валялась на полу, промокшая и пропитанная мочой. Зрелище было странно приятным.

– Фрау ауфзеерин, проводите заключённую обратно в Биркенау, – сказал Эбнер. – Увидимся с вами завтра.

– Завтра? – спросила Ирена, а я подняла голову.

Он кивнул и постучал по сигарете, наблюдая, как пепел падает на пол.

– Сегодня мы проводим заключительные допросы, но в целом мы уже задержали всех женщин, ответственных за контрабанду пороха с фабрики боеприпасов. Завтра весь женский лагерь будет смотреть, как их повесят.

* * *

– Я знала, что у тебя много хуцпа, Мария, но чтобы настолько? – говорила Ханья, качая головой, когда мы возвращались в Биркенау. – Я не понимаю, как ты вышла с допроса невредимой. Это был рискованный план. – Она болтала на разных языках, чтобы успокоить свои нервы, и это было правильно.

Ирена молчала. Глубокие морщины пересекали её лоб – признак того, что она прогнала Фриду прочь и у неё осталась лишь затаённая ненависть к ней.

Я дрожала, не говоря ни слова, а когда пошёл снег, обхватила себя руками за талию. Конечно, я чувствовала облегчение от того, что гестапо не удалось установить мою причастность к восстанию, но это не умаляло знакомого чувства вины. Работая на фабрике боеприпасов, я общалась с теми еврейскими женщинами, которых поймали. Они могли бы назвать моё имя, имя Ханьи и множество других, но они никого не выдали. Завтра они заплатят за это своими жизнями.

Ханья, должно быть, прочла мои мысли, потому что обняла меня, чтобы немного успокоить.

– Несмотря на то что восстание провалилось, оно дало надежду очень многим. Эти женщины умрут героинями.

Она была права, но я не могла перестать об этом думать. Так много храбрых людей встретили в лагере смерть с непревзойдённым мужеством. Я всегда буду восхищаться их стойкостью.

Несмотря на то что я вышла с допроса в гестапо невредимой, он пробудил воспоминания, которые я так долго подавляла. Весь день я ждала, что Эбнер вызовет меня и скажет, что моя роль в контрабандной сети раскрыта, что я присоединюсь к осуждённым женщинам. Поверил он в мою ложь или нет, не имело значения. Ложь не спасла меня в прошлый раз.

В прошлый раз я думала, что защитила свою семью. В прошлый раз моё ложное признание избавило их от допроса, но отправило нас в Аушвиц. Сейчас у меня не было причин считать, что я защитила себя и своих друзей лучше, чем семью.

Той ночью, на нашей койке, когда мы с Ханьей закутались в одеяла, я положила голову ей на колени, а потом вытащила бутылку водки, которую смогла достать после допроса. Я сделала глоток и держала водку во рту, пока по нему растекалось тепло – и лишь потом проглотила, передав бутылку Ханье, которая приняла её без единого слова.

Когда бутылка опустела, тепло разлилось по моему телу, а комната мягко закачалась. Я больше не беспокоилась о том, что Эбнер придёт за мной или что сегодняшний допрос приведёт к тому же, что и предыдущий. Рука Ханьи лежала на моей голове, она молчала. Каким-то образом оказалось, что я выпила больше, чем она. Может быть, утром у меня даже разболится голова. Как может крошечная бутылочка прозрачной жидкости вызвать головную боль? Эта абсурдная мысль заставила меня хихикнуть.

– Ханья?

– Мм?

– Расскажешь мне сказку?

Она усмехнулась и приподнялась, насколько позволяло пространство:

– Сказку на ночь для девочки, которой в следующем месяце исполнится восемнадцать?

Я ухмыльнулась:

– Именно так, бобе.

– Ой, боюсь, я уже давно не рассказывала сказок, Мария.

– Не волнуйся, я тоже давно ни одной не слышала. Расскажешь по-французски?

– Ты хочешь сказку, которую ты не поймёшь?

Ханья рассмеялась – она знала, как сильно мне нравится слушать её речь на этом языке. После того как я кивнула, Ханья провела пальцем по небольшому порезу на моей щеке и прошептала:

– Иль этет юн фуа…[44]

Я закрыла глаза, пока её мелодичный голос окутывал меня тончайшими французскими шелками и наполнял мой желудок самыми восхитительными лакомствами – возможно, круассанами, макарунами и слоёными булочками – из необычной пекарни в одной французской деревушке. Голос Ханьи я могла бы слушать вечно, я не уставала от него независимо от языка, хотя именно её французский нравился мне сильнее других. Он был таким же нежным и красивым, как она сама. Я не знала, о чём была её сказка, но пока Ханья убаюкивала меня, среди французских слов прозвучало одно на идише. Шиксе.

Глава 29

Биркенау, 17 января 1945 года

– И снова мат!

Ханья вздохнула и помассировала виски.

– Ты выиграла четыре партии подряд.

– Какая-то ты сегодня медлительная, бобе. – Я хихикнула, когда она начала ругать меня на идише. – Реванш?

– Чтобы ты продолжила злорадствовать?

– На этот раз совсем чуть-чуть, обещаю.