Пока мы разговаривали, Эбнер отошёл в дальний конец комнаты, где в витрине были выставлены орудия пыток. Он был спокоен, как будто намереваясь успокоить и меня, чтобы ещё сильнее напугать потом своей внезапной яростью. Вспышка должна была вот-вот произойти. Я чувствовала это.
Когда Эбнер вернулся и встал напротив меня, в одной руке он держал кнут, а в другой – дубинку. Затем положил то и другое на стол. Один предмет напомнил о моём последнем допросе в гестапо, другой – о порке, но я не боялась ни кнута, ни дубинки, потому что помнила эту стадию допросов. Эбнер не собирался пытать меня, потому что я уже согласилась сотрудничать. Он просто хотел запугать меня.
Игра подходила к своей кульминации. Каждый сделал ход и установил контроль над доской, разрабатывая стратегию и план. Теперь переходим к атаке.
Я стала говорить ещё более взволнованным, озабоченным голосом:
– Вы сказали, что мне нечего бояться, если я буду сотрудничать.
– Это для того, чтобы ты сотрудничала и впредь, – ответил Эбнер, решая, какой из предметов выбрать.
Со своего места позади него Ирена встретилась со мной взглядом, как будто не зная, как поступить, но я надеялась, что выражение моих глаз убедит её остаться в своей роли, как она и обещала. Тем временем Ханья изо всех сил пыталась переводить.
– Фрау ауфзеерин, что бы вы выбрали?
Под давлением Эбнера Ирена выбрала дубинку. Ханья казалась слишком взолнованной, чтобы переводить, но это не имело значения, потому что я схватила её за руку. Притворяясь, будто ищу защиты, я слегка сжала её, призывая не терять веру. В ответ Ханья схватила меня за предплечье, и я почувствовала, как участился её пульс, но она ответила тем же жестом.
Эбнер взял дубинку и направил её в мою сторону.
– Убери от неё свои руки, сейчас же.
Я отшатнулась, Ханья попятилась, а Эбнер тем временем подошёл ко мне сбоку. Поскольку на этот раз у меня не было косы, за которую он мог бы ухватиться, его грубые пальцы сомкнулись у меня на затылке, а дубинка приподняла мой подбородок.
– Ты уверена, что ничего не знала о контрабанде пороха? – спросил он, усиливая хватку, пока я задыхалась. – Почему бы мне не оставить тебя с ауфзеерин Лихтенберг, пока ты обдумываешь свой ответ?
Когда он упомянул Ирену, я напряглась, а Эбнер отпустил меня и передал ей дубинку. Прежде чем Ханья закончила переводить, я начала умолять его, зная, что Эбнеру не нужен перевод, чтобы убедиться – его план сработал.
Скривив губы в лукавой улыбке, Ирена поигрывала дубинкой.
– Ты слышала его, полька? Только мы с тобой.
Я резко замолчала, в то время как Эбнер переводил взгляд с меня на Ирену, ожидая, что произойдёт дальше. Моё неглубокое дыхание было самым громким звуком в комнате. Я встретилась взглядом с Иреной.
Ирена яростно швырнула дубинку на стол и бросилась на меня, а я, издав самый пронзительный крик, на какой только была способна, побежала к запертой двери. С воплями не хуже манделевских, она схватила меня и силой усадила на стул. Затем ударила по столу, держа меня и не давая пошевелиться. Даже издавая очередной крик, я чувствовала надежду, напряжение и отчаяние между нами и Ханьей, которая прижалась спиной к стене, паникуя ровно настолько, насколько того требовала её роль, – хотя какие-то чувства казались подлинными.
Ещё до начала допроса мы зашли в женский туалет. Я склонилась над грязной раковиной и сделала несколько глотков воды – достаточно, чтобы сыграть роль перепуганной пленницы настолько, насколько это необходимо. Пора переходить к следующему этапу.
Под угрожающие вопли Ирены я съёживалась, умоляла, всхлипывала и наконец расслабила мышцы, крепко державшие выпитое накануне. Острый запах мочи заполнил небольшое пространство комнаты, в то время как тёплая влага пропитывала мою форму, собиралась лужицей на стуле и стекала на пол. Насмешки и угрозы Ирены потонули в моих непрерывных рыданиях, и я выдала последний отчаянный крик:
– Я сказала правду, клянусь, это была правда! Пожалуйста, уберите её от меня.
В комнате был слышен лишь мой плач и дрожащий голос Ханьи, заканчивающей перевод. Эбнер должен быть доволен. Как и я. Я услышала, как он чиркнул спичкой, затем до моих ноздрей донёсся запах дыма.
– Заключённая 16671, есть ли ещё что-то, что ты хотела бы рассказать мне?
– Я рассказала вам всё, герр штурмбаннфюрер, правда. Пожалуйста, уберите её от меня, – прошептала я, отшатываясь от Ирены.
Эбнер держал напряжённую паузу, и комнату заполнило моё исступлённое сопение, такое же громкое, как мысли, проносящиеся в моей голове.
Я подскочила, когда Эбнер оттолкнулся от стола, и его стул заскрежетал по полу. Звук был резким и пугающим.
– Мы закончили.
Шах и мат.