Посмертные записки Пиквикского клуба

— Да так, вывалился человек из окна четвертого этажа. Но очень удачно... очень удачно.

— Вы хотите сказать, что пациент скоро поправится?

— Нет, — небрежно бросил Хопкинс, — едва ли он может поправиться. Но предстоит блестящая операция — великолепное зрелище, если будет оперировать Слешер!

— Вы считаете мистера Слешера хорошим хирургом? — поинтересовался мистер Пиквик.

— Лучше не бывает, — ответил Хопкинс. — На прошлой неделе он ампутировал ногу мальчику... тот умял пять яблок и пряник ровно через две минуты после того, как все было кончено, да еще заявил, что он лежит здесь не затем, чтобы над ним потешались, и что он пожалуется матери, если они не приступят к делу.

— Неужели?! — воскликнул пораженный мистер Пиквик.

— О! Это что! Это пустяки! Не правда ли, Боб? — сказал Джек Хопкинс.

— Совершенные пустяки! — подтвердил мистер Боб Сойер.

— Могу вас уверить, сэр, что в нашей профессии случаются вещи чрезвычайно удивительные.

— Охотно верю, — сказал мистер Пиквик.

Новый стук молотка в дверь возвестил о прибытии большеголового молодого человека в черном парике, который привел с собою цинготного юношу, обмотанного длинным широким шарфом. Следующим явился джентльмен в сорочке, усеянной розовыми якорями; прямо за ним — бледный молодой человек с часовой цепочкой накладного золота. По прибытии чистенького субъекта в безукоризненном белье и в прюнелевых ботинках общество оказалось в полном составе. Столик, покрытый зеленой байкой, был выдвинут, первая порция пунша в белом кувшине подана, и последующие три часа посвящены игре в vingt-et-un по шесть пенсов за дюжину фишек, прерванной только один раз небольшим спором между цинготным юношей и джентльменом в розовых якорях, во время которого цинготный юноша высказал жгучее желание утереть нос джентльмену с эмблемами надежды, в ответ на что этот последний выразил решительную неохоту безвозмездно принимать подобные «услуги» от кого бы то ни было, будь то горячий молодой джентльмен с цинготной физиономией, будь то любой другой индивид, украшенный головой.

Когда были открыты последние «натуральные», фишки подсчитаны и пенсы, к всеобщему удовольствию, распределены, мистер Боб Сойер позвонил, чтобы подавали ужин, и гости в его ожидании скучились по углам.

Хлопот с ужином было гораздо больше, чем можно себе вообразить. Прежде всего пришлось будить служанку, которая крепко спала, уронив голову на кухонный стол. Торговца, у которого заказывали устрицы, не попросили вскрыть раковины, а делать это тупым гнущимся ножом и вилкой о двух зубьях чрезвычайно затруднительно, так что потреблено их было немного. Мало было потреблено и мяса, а также ветчины, взятой вместе с мясом в немецкой колбасной за углом и отличавшейся той же неподатливостью. Зато в оловянном сосуде имелось изрядное количество портера, и в ход пошел сыр, благо он оказался острым. В целом трапеза получилась вполне удовлетворительной.

После ужина на столе появился второй кувшин пунша, пачка сигар и две бутылки спиртного. Затем наступила тягостная пауза, вызванная весьма обычным для такого рода пирушек обстоятельством, но тем не менее очень стеснительная.

Дело в том, что служанка мыла стаканы. В доме их было всего четыре. Маленькие, из тонкого стекла, они разительно отличались от огромных толстых стоп, позаимствованных в трактире. По одному этому уже можно было догадаться об истинном положении дел. Однако юная прислужница, дабы никто из джентльменов не остался в заблуждении относительно состояния хозяйства заведения, насильно выхватила у всех гостей далеко не осушенные стаканы и, несмотря на усиленные подмигивания мистера Боба Сойера, довела до общего сведения, что их нужно снести вниз и быстренько вымыть.

Только очень злой ветер не надувает никому ничего доброго. Чистенький джентльмен в прюнелевых ботинках, безуспешно пытавшийся острить во время игры, нашел, что теперь ему предоставляется возможность, которой необходимо воспользоваться. Едва успели стаканы исчезнуть, он начал развлекать общество длинной историей об удачном ответе какого-то великого политического деятеля, чье имя он позабыл, другому деятелю, столь же знаменитому, чьего имени никогда не знал. Он долго кружил вокруг да около, но все никак не мог припомнить, в чем состоит соль анекдота, хотя уже в течение десяти лет рассказывал этот самый анекдот с большим успехом.

— Черт возьми, — воскликнул чистенький человек в прюнелевых ботинках, — как это нелепо!

— Жаль, что вы забыли, — заметил мистер Боб Сойер, с тревогой поглядывая на дверь, за которой ему послышался звон стаканов, — очень жаль.

— И мне тоже, — ответил чистенький человек, — потому что я уверен, анекдот доставил бы вам большое удовольствие! Ну что делать! Может быть, я его еще вспомню.

В это время явились стаканы. Их вид возвратил Бобу Сойеру то душевное равновесие, которого его лишил разговор с квартирной хозяйкой. Лицо его просияло, и он готов был окончательно развеселиться.