Посох в цвету: Собрание стихотворений

Кровавым январем ты продолжал этапы
Судьбины роковой безумно отмечать;
Издалека ее к тебе тянулись лапы,
И на чело легла проклятия печать.

Когда к тебе с хоругвями, как дети,

Текли толпы и пели гимн отцов, –
Вдруг проиграл рожок, и залпом ты ответил,
И лег багрец на белизну снегов.

Ты показал, что страх позорней преступленья,

Узнала Русь, что там, в дворце – лишь раб.
И день за днем ковал ты только звенья,
И, слабый царь, ты в кузне был не слаб.

В грозовых днях ты был изнанкой нужной,

О цоколи дворцов точилися мечи…
Ты трепетал, как выродок недужный,
И сердцу и уму ты говорил: молчи!

Но в глубине твоей Водитель жил суровый,

Сильнейший, чем Гапон, избранник января.
Он вел страну к пожарам жизни новой,
Он миру жертвовал Россию и царя.

III

«Наш милый сын, рожденный на вершине…»

Наш милый сын, рожденный на вершине,
Как неба дар был сердцу беглецов;
И кольца змиевы баюкали отныне
Младенца нежного под шелесты дубов.

Он дивно рос и креп, внимая, как в долине

Скликались голоса торжественных дроздов,
Как в горней высоте, к неведомой судьбине,
Стремился рой святых на властный клич богов.

Уж стал он отроком прекрасным и печальным;

Уже в расщелину ушел премудрый змий,
Чтоб сердце сжечь свое на алтаре хрустальном
Под пенье сладостных подземных литаний;

А юноша мечтал о славном бранном споре

И о красавице, тоскующей в затворе.

«В сияющей чаше белогрудые ласточки…»

В сияющей чаше белогрудые ласточки,
Безумствуя, реют на широких кругах;
– «Из солнца бы вырвать нам зернышко радости,
А там и затихнуть, умереть в камышах». –

Не спросят у сердца: ты, сердце, устало ли?

Сгорая, всё выше восходить мы должны
И помнить про небо, про ласточку малую,
Про волю святую острокрылой весны.

«Ты свела, как раковина, створки…»

Ты свела, как раковина, створки.
Ты бледна и говоришь едва.
Редкие слова бессонно горьки,
Как полынь-трава.

И, в глубоком кресле отдыхая,

Видишь там, через окно зеркал:
Брошена русалка молодая,
Вольная русалка между скал.

Острый камень окровавил руки;

Непреклонна стража хмурых гор.
И в последней угасает муке
Синий взор.

«Скажи, какой рукой, нечистой и позорной…»