Посреди Вселенной

— Подрастите сперва, — советует. Сам же знай себе ездит на звере — в продовольственный магазин, на почту, на берег реки и даже встречать идущую с пастбища козу.

После таких изумительных снов жизнь Мишутке кажется скучной. Но… пока не выскочит на крыльцо.

Утро! Пахнет молоденькой травкой. С крыльца сами ноги бегут на реку. Там отец. Готовит лодку с мотором, чтоб добраться на ней до кедровых посадок, где станет прореживать молодняк, освобождая его от сорных осинок.

На реке, тесня берега, лежит дремотное солнце. Лучи скользят по кронам елей, по логам и распадкам, сжигая волокна туманов. От опушки соснового бора доносится ранящий крик. Так кричит, попадая в беду, отелившаяся корова.

Мишутка ступает к дощатым мосткам, за ними, скрипя жёстким днищем, качается лодка. Отец запускает мотор. В загорелой руке его узкий кожаный шнур. Дёрг да дёрг — на себя. Пиджак колышется на спине, надувая кривые длинные складки. Воздух взрывается. Рокот, треск, клочья сизого чада. Клочья прыгают по лицу, по залысинам, по разбросанным на большой голове отца светлым соломенным волосам.

— Тебе хорошо, — замечает Мишутка. — Будешь лес разрежать. А мне опять сидеть дома…

Распрямляет отец кряжистую спину: дескать, я тебя понимаю, и сочувствую я тебе, да помочь, однако, не в силах. На груди у отца бинокль. Малый просит:

— Ну-ко дай! Вроде зверя увидел!

Отец снимает бинокль:

— Ну кого? Кого там увидел?

— Лося! Во-о плывёт удалина! Пап! — бинокль в тонких пальчиках сына задёргался вниз да вверх. — А вон и второй! Чутошный-то какой! Как котёнок!

На губах лесника усмешка.

— Третьего-то не видишь?

— Третьего… Нек-ка чего-то… Третий-то, может, уж утонул.

— Ладно, Миша, довольно! — отец швыряет в воду окурок. — Надо будет тебя врачу показать. Пусть проверит твои глаза. А то видишь ты ими как-то неладно.

Мишутка сердится:

— Сам! Сам взгляни, коль не веришь!

Отец послушался. Окуляры привычно ложатся к глазам. На той стороне реки — прошлогодний сухой камыш. Ближе — серая в блёстках вода. Ещё ближе — плывущий куст, а за ним горбоносая морда. Удивился лесник. «В самом деле зверюга. А там и вторая, только впятеро мене». Догадался лесник, что это лосёнок и плывёт он за матерью. Как плывёт? Мордочка то и дело клонится вниз, точно пробует воду: насколько вкусна? «Да ведь он потонет сейчас!» — испугался лесник и почувствовал, как к сердцу его привалила острая жалость.

— Тут меня жди!

Но Мишутка с отцом не согласен. Лезет в лодку.

— Хитрый какой! Кто увидел-то первый?

Лодка, словно вострёный нож, разрезает речное плёсо. Интересуется сын:

— Им чего? Жарко, что ли, в воду-то вдруг полезли?

— От страху жарко всегда бывает.

— А кто их? Волк с берегу-то сгонил?

На Мишутку не вовремя накатило желание задавать один за другим вопросы. До них ли сейчас отцу, когда надо подплыть к лосёнку, чтобы тот не успел напугаться.

Лесник заглушает мотор. Берётся за вёсла. Вырезают вёсла в воде прозрачные ломти. Зверёк всё ближе и ближе. Мишутка видит, как ушки его поднялись в напряжённой внимательной стойке. Мишутка рукой — за ушко.

— Ай-да, Мишуня! — воркочет отец. — Держи его эдак! Держи!

Руки отца погружаются в воду. Плеск, кряхтенье, стук копытец по борту — и лосёнок, вот он, рядом с Мишуткой, на мокрой дощатой решётке. Вид у лосёнка жалкий, смешной и наводит Мишутку на трудные думы. Самому ему, чует, не разобраться, потому глядит на отца.

— Лосиха чего за него не вступилась? Неужто нас забоялась?

— Забоялась, — согласен отец, — тебя особенно. Ты вон какой у меня. Отлёт!

Мотор чадит отработанным газом. Треск на несколько вёрст.

Впереди вырастает покатый берег, на котором: кривые перильца, банька, гумно и белая с ломаным верхом берёза.

Лосёнок выходит из лодки, мокрый, тощенький, горбоносый. Мишутка ведёт его за ушко.

— Он совсем как ручной! Вишь! Он меня уже понимает! Я его отпущу. Интересно, куда пойдёт? Всяко за мной.

Отпускает Мишутка ушко. Телёнок стоит на тонких, как палочки, ножках, размышляет о чём-то своём, губы колотятся друг о дружку.

— Вон какой он смирёный! — Мишутка хочет его почесать. Но лосёнок взвивается в резвом прыжке. Побежал. Под копытами чавк да чавк.

— Э-э, куда? — рассердился Мишутка.

Лосёнок понёсся к песчаной косе, поскользнулся на камне, встал, подумал секунду и вдруг, прыгнув в воду, поплыл, как на верную смерть, к середине речного плёса.

Мишутка растерянно заморгал, наблюдая за тем, как отец отчаянно бросился в лодку, как настиг в ней зверька и, сторожко взяв из воды, вновь отправился с ним на берег.

— Ну и живок! — смеялся лесник. — От роду, поди, неделя, а вон как стрекнул. Ровно бес!

— Дай, папка! Дай! — потребовал сын. — Я за оба уха буду держать. Никуда уж не утикает.

С надбережного леса, как треск в буреломе, прокатился скорбящий тяжёлый рёв. Лосёнок жалобно промычал, скользко дёрнулся из-под рук, поскакав сломя голову к лесу. У Мишутки в ладонях мокрый пушок — всё, что осталось ему от лосёнка.

— Стой, вражок! — закричал и помчался было вдогонку. Но дорогу загородил улыбающийся отец.

— Теперь уж не остановишь. Мать позвала.

Почесал Мишутка над ухом.

— Зря-то только старались.