Пост-капитан

— Что же касается Джека, то, к сожалению, я не могу поздравить его с хорошим настроением; на самом деле, ни с каким настроением. Он несчастлив. Его корабль — жалкая посудина; адмирал — ничтожество; у него множество неприятностей и в море и на берегу. И, скажу вам прямо, милая моя — он ревнует ко мне, а я — к нему. У меня нет и никогда не было друзей ближе его, но за последние месяцы я часто спрашивал себя — как долго мы ещё сможем оставаться на одном корабле, не передравшись. Я уже больше не служу для него такой отдушиной, как прежде, скорее вызываю раздражение и напряжение — наша дружба стала принуждённой. А такое напряжение, ещё и возрастающее в ограниченном пространстве судна, день за днём — очень велико; завуалированные слова, риск непонимания во всём том, что мы говорим или даже поём. Это было бы терпимо, будь мы далеко в океане. Но со службой в Ла-Манше, туда-сюда мимо Даунса — нет, так продолжаться не может.

— Он знает о ваших чувствах к Диане? Конечно, нет. Конечно, со своим лучшим другом он бы никогда… Он так вас любит.

— О, что до этого — да, полагаю, любит по-своему; и я уверен, что, если бы не ряд несчастливых недопониманий, он бы никогда не «пересёк мой курс», как бы он выразился. Что же до его осведомлённости о природе моих чувств — мне хочется думать, что он ничего не знает. Во всяком случае, не вполне, не со всей отчётливостью. Джек не слишком разбирается в таких вещах; и уж никак про него не скажешь — «аналитический ум», исключение — когда он на палубе корабля в сражении; но время от времени бывают и просветления.

Появление кофе прервало разговор, и некоторое время они сидели молча, каждый погружён в свои мысли.

— Вы знаете, милая, — сказал Стивен, болтая кофе в чашке, — там, где замешаны женщины, мужчина беспомощен перед прямым нападением. Я имею в виду не вызов как таковой — разумеется, для него дело чести обязательно его принять — а прямое выражение привязанности.

— Я не могу, не могу снова написать ему.

— Нет. Но если, например, «Поликрест» появится здесь, что в течение лета очень даже вероятно, вы прекрасно можете попросить, или адмирал пусть попросит, чтобы он подвёз вас и вашу сестру в Даунс — самое обычное дело, и самый лучший способ прийти к взаимопониманию.

— О, так я никогда не смогу поступить. Милый доктор Мэтьюрин, только подумайте, как это нескромно, как прямолинейно — и риск отказа. Да я умру.

— Видели бы вы, как он чуть не плакал от вашей доброты над вашими посылками — вы бы не говорили об отказе. У него просто голова шла кругом.

— Да-да, вы мне говорили в вашем милом письме. Но нет, в самом деле, это совершенно невозможно, немыслимо. Мужчина может так поступить, но для женщины это совершенно невозможно.

— Многое можно сказать в пользу прямоты.

— О да, да! Многое. Насколько бы всё было проще, если бы все прямо говорили, что они думают или чувствуют. Скажите, — застенчиво произнесла она после паузы, — могу я вас кое о чем спросить — возможно, это будет неуместно и нехорошо?

— Я буду считать это проявлением вашей дружбы.

— Тогда… если бы вы были совершенно откровенны с Дианой, и предложили ей выйти за вас, не были бы тогда все мы совершенно счастливы? Исходя из того, что именно этого она ожидает.

— Мне? Сделать ей предложение? Драгоценная моя Софи, вы же знаете, что я за пара. Маленький, неказистый человечишка, ни имени, ни состояния. А вам известна её гордость, и амбиции, и связи.

— Вы слишком себя недооцениваете, нет, в самом деле. Очень, очень сильно. Вы слишком скромны. Вы по-своему очень даже хорошо выглядите — не хуже капитана Обри, все говорят. И потом, у вас же есть замок.

— Душечка моя, замок в Испании — это не замок в Кенте. Мой — это большей частью развалины, овечий приют — там, где сохранилась крыша. И большая часть моей земли — просто горы; и даже в мирное время она едва приносит мне двести или триста английских фунтов в год.

— Но на это прекрасно можно прожить. Если она хоть чуть-чуть вас любит — а я не вижу, почему бы женщине не любить вас — она была бы в восторге от этого предложения.

— Ваша милая пристрастность ослепляет вас, моя дорогая. Что же до любви — любовь — такое приятное, непонятно что означающее слово, как бы вы её ни определяли — я не думаю, что она знает, что это такое, как вы мне сами однажды сказали. Привязанность, благосклонность, дружба, доброжелательность порой — да, но помимо этого — ничего. Нет. Я должен ждать. Быть может, она придёт; и, в любом случае, меня вполне устроит роль pis aller. Я отлично умею ждать. Я не осмелюсь пойти на риск её прямого отказа — возможно, презрительного прямого отказа.

— Что значит «pis aller»?

— То, на что соглашаются, когда не могут получить лучшее. Это моя единственная надежда.

— Вы слишком скромны. О, это так. Я уверена, что вы ошибаетесь. Поверьте мне, Стивен: в конце концов, я женщина.

— И ко всему, я католик, как вы знаете. Папист.

— Да какое это имеет значение, во всяком случае, для неё? Да вот Говарды католики, и миссис Фитцгерберт — католичка.