Пост-капитан

— Миссис Фитцгерберт? Как странно, что вы её упомянули. Милая моя, мне пора. Спасибо вам за вашу душевную заботу обо мне. Можно вам снова написать? У вас не было неприятностей из-за моих писем?

— Нет. Я никому не говорю о них.

— Но не в ближайший месяц или около того; и, возможно, я загляну в Мейпс. Как ваша мама, сёстры? Могу я спросить о мистере Боулзе?

— У них всё прекрасно, спасибо. Что же до него, — сказала она, сверкнув глазами — их спокойный серый цвет сменился огнём ярости — я ему сказала, чтоб убирался прочь. Он стал просто невыносим. «Возможно ли, что ваше сердце принадлежит другому?» — говорит он. «Да, сэр, принадлежит» — ответила я. — «Без согласия на то вашей матушки?» — вскричал он, и я попросила его, чтобы он немедленно покинул комнату. Это была самая вопиющая дерзость за последние лет сто, я думаю.

— Софи, ваш покорный слуга, — произнёс Стивен, вставая. — Пожалуйста, передайте мой поклон адмиралу.

— Слишком, слишком покорный, — сказала Софи, подставляя щёку.

Приливы, отливы, городок Ков в Корке[98], ждущее в лунном свете судно; высокий мул, бегущий быстрой рысцой среди голых, выжженных солнцем гор, дрожащих в мареве, колючие кустарники, сеньор дон Эстебан Матурин-и-Доманова припадает к ногам высокочтимого господина настоятеля Монсеррата и испрашивает аудиенции. Вьётся бесконечная белая дорога, безжалостный к человеку арагонский пейзаж, жестокое солнце и усталость, пыль, усталость до самого сердца и сомнения. Что такое независимость — быть может, просто слово? Какое значение имеет форма правления? Свобода: для чего? Отвращение ко всему, настолько сильное, что он прислонился к седлу, не в силах заставить себя сесть в него. Дождик над Маладеттой, и везде запах тимьяна; орлы, парящие под грозовыми тучами, всё выше и выше. «Мой разум в таком смятении, что годится только на прямое действие, — сказал он. — Такой же полёт вместо продвижения вперёд».

Пустой пляж, мерцание огней вдали от берега, безбрежность моря. Снова Ирландия, и столько воспоминаний при каждом возвращении. «Если бы я мог сбросить хотя бы часть груза воспоминаний, — сообщил Стивен второму стакану лауданума, — я был бы более-менее здоров. За тебя, Вильерс, моя дорогая». Холихедский дилижанс и двести семьдесят миль среди дребезжания и толчков, заснув и проснувшись в другой стране: дождь, дождь, дождь, валлийская речь ночью. Лондон, доклад, попытка выпутаться из тенет альтруизма; глупость, чистейшей воды энтузиазм, самокопание, любовь к насилию, личные счёты; и старание дать невозможный прямой ответ на вопрос — «Собирается ли Испания объединиться с Францией против нас, и если да, то когда?» И вот он опять в Диле, сидит в отдельной комнате «Розы и короны», пьёт чай, смотрит на корабли в Даунсе и испытывает причудливое чувство отстранённости от этой знакомой сцены — униформы, проплывающие за фонарём окна, были ему прекрасно знакомы, но словно принадлежали иному миру, миру чужому и отдалённому, как если бы его обитатели, которые ходят, смеются, разговаривают там, по другую сторону стекла, были немы, лишены и цвета и реального содержания.

Однако хороший чай (несравненное желчегонное), булочка, удобное кресло, облегчение и расслабление после всех этих недель и месяцев изнурительной спешки и бесконечного движения — а также напряжения, опасности и подозрений — незаметно возвращали его в это измерение, в ту жизнь, составной частью которой он был. Его очень обласкали в Адмиралтействе; очень учтивый, проницательный и умный старый джентльмен, вызванный из министерства иностранных дел, высказал много весьма лестного; и лорд Мелвилл постоянно повторял, как они признательны и как хотели бы выразить это каким-то более подобающим образом — любое назначение, любой запрос на выбор доктора Мэтьюрина будут встречены с полным пониманием и поддержкой. Он вспоминал эту сцену и прихлёбывал чай, тихонько мыча от удовольствия, когда заметил Хиниджа Дандаса — тот остановился на мостовой напротив, прикрыл глаза от света и уставился сквозь стекло, очевидно, высматривая знакомого. Он прижал нос к стеклу, и его кончик расплющился, превратившись в бледный диск. «Чем-то похоже на подошву брюхоногого моллюска», — подумал Стивен и на миг задумался над нарушением естественной циркуляции крови, а затем привлек внимание Дандаса и предложил ему чашку чаю и кусок булки.

— Я вас уже несколько месяцев не видел, — сказал Дандас очень дружеским тоном. — Я несколько раз о вас спрашивал, когда «Поликрест» здесь был, и они мне говорили, что вы в отпуске. Ну и загорели же вы! Где вы были?

— В Ирландии — скучные семейные дела.

— В Ирландии? Вы меня изумляете. Всякий раз, когда я бывал в Ирландии, там лил дождь. Если б вы мне не сказали, я бы поклялся, что вы были в Средиземноморье, ха-ха-ха. Так вот, я искал вас — мне кое-что надо вам сказать. Прекрасная булочка, а? Что я больше всего предпочитаю к чаю — так это хорошо выпеченную булочку.