Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

• закон можно легко изменить в соответствии с желаниями и сиюминутными интересами правящей политической элиты, и эти изменения легитимированы ее (бюрократически или патронально присвоенным) правом на интерпретацию общего блага;

• конституция становится декоративным документом, который формально провозглашает принципы функционирования государства и права личности, но на практике игнорируется в пользу теневых норм и никак не мешает властям переписывать законы под свои нужды.

Саква отмечает, что в таких режимах «правовые системы демонстрируют двойственную природу. С одной стороны, они являются тем, что ученые называют „прерогативное право“, которое применяется (в рамках силовой и патрональной политики) в политически мотивированных делах. С другой стороны, существует „надлежащая правовая процедура“, применяемая при рассмотрении рядовых преступных деяний и регулировании экономических и социальных вопросов»[816]. Однако тот факт, что власти используют закон как инструмент, не означает, что каждый закон инструментален, а каждый судебный процесс управляется вручную. Напротив, огромное количество дел в отношении обычных людей не являются политически мотивированными, и властям до них более или менее нет дела (в патрональных автократиях – более, а в коммунистических диктатурах – менее). Таким образом, положение правящей политической элиты в качестве высшего источника права предполагает чрезвычайно широкую амплитуду произвола, а значит, у властей есть возможность и выбор игнорировать любой закон или создать новый инструментальный закон в любых целях [♦ 2.4.6].

Коммунистические диктатуры и патрональные автократии отличаются в том, каким образом достигается такое положение в правовой системе, поскольку в коммунистических диктатурах, которые в целом представляют собой более формальный тип режима, чем патрональные автократии, можно увидеть следующее:

1. субстантивная легитимация открыто заявлена в конституции. Джон Хазард в своем исследовании, посвященном марксистско-ленинским конституциям, взяв за основу Конституцию РСФСР 1918 года, отмечает, что все они отрицают так называемый принцип нейтральности и используют «язык классовой борьбы». Хазард обнаружил, что все конституции коммунистических диктатур открыто провозглашают программу и конечные цели коммунизма. Они также содержат такие фразы, как «суды ‹…› строго наказывают врагов рабочего класса, защищают и обеспечивают государственный, экономический и общественный строй народной демократии», а рабочий класс «под руководством своего авангарда поддерживается единством всего народа» (из Конституции Венгрии 1949 года). И хотя формулировки могли быть разными, «авангард», «ведущая сила» или «руководство» всегда упоминались в тексте и относились к коммунистической партии. Благодаря этому она приобретала высшие полномочия в управлении обществом[817]. Таким образом, можно сказать, что конституциям коммунистических диктатур идеального типа присуще (1) открытое провозглашение коммунистической партии руководящей силой и (2) четкое формулирование основных целей правовых институтов. Все это создает формальную основу не только для установления диктатуры, но и для превращения правовой системы в инструмент для решения своих задач, а следовательно, инструментализация входит в формальную компетенцию партии-государства;

2. открыто провозглашаются цели силовой политики. В качестве примеров можно привести центральное планирование и систему образования, чей крен в сторону коммунизма и антиплюрализма постулируется абсолютно открыто, или, по крайней мере, утверждается, что они являются не автономными образованиями, а средством реализации официальной идеологии на социальном уровне. Марксистско-ленинские конституции также содержат часть «об „экономической системе“ или „экономической политике“, где всегда прописано основополагающее правило ‹…›, что производственная собственность должна принадлежать государству или, по крайней мере, быть „общественной“»[818]. Естественно, партия может произвольно отказываться от декларируемых ранее целей, однако в большинстве случаев даже произвольные изменения вносятся открыто и в рамках формальной институциональной системы партии-государства (как в ходе кампаний [♦ 4.3.3.1, 5.5.6.2]);