Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

В тех государствах, где внутренняя политическая логика режима не была нарушена внешними факторами, цветные революции против консолидированной патрональной автократии неизменно приводили к неудачам. Во-первых, в Азербайджане спустя два года после того, как Ильхам Алиев фактически унаследовал президентство от своего отца Гейдара Алиева, лидеры оппозиции объединились против него на парламентских выборах, а также попытались, несмотря на репрессивные законы и несбалансированность прав на свободу собраний, вывести народ на улицы столицы, Баку. Полиция и служба безопасности патрона ответили на это массированным применением силы, а лидеры оппозиции столкнулись с судебным преследованием и в итоге не смогли ни мобилизовать большие массы людей, ни каким-либо существенным образом изменить режим[971]. Во-вторых, в 2006 году произошла «джинсовая революция» в Беларуси, которая является скорее бюрократическим, чем неформальным патрональным режимом, поскольку верховный патрон Александр Лукашенко опирается в основном на формальные механизмы государственных институтов, которые функционируют в рамках «уникальной, примитивной и провинциальной модели слаборазвитого мафиозного государства»[972] (в нашей треугольной схеме такое государство располагается где-то между патрональной автократией и диктатурой с использованием рынка). Лукашенко изменил конституцию таким образом, чтобы иметь возможность бессрочно занимать президентский пост, а когда оппозиция объединилась против него на выборах и гражданским активистам в знак протеста удалось построить палаточный городок, правоохранительные органы просто демонтировали его и посадили в тюрьму нескольких членов оппозиции. Александр Козулин, один из двух лидирующих оппозиционных кандидатов, был приговорен к пяти годам лишения свободы[973]. Другая «цветная революция», исход которой на момент сдачи рукописи в печать неизвестен, разразилась в Беларуси после фальсификаций на президентских выборах 2020 года[974]. Хотя способы консолидации белорусской автократии за пятнадцать лет после «джинсовой революции» менялись, мы видим, что Лукашенко в попытках подавить массовые демонстрации, ставящие под сомнение легитимность режима (которые, в свою очередь, носили мирный характер), по-прежнему использует полицейское насилие. В то же время Лукашенко провел встречу с заключенными белорусскими оппозиционерами[975] – по примеру польского министра внутренних дел Чеслава Кищака, который посетил в тюрьме заключенных членов антикоммунистического движения «Солидарность» перед сменой режима в 1989 году. Эта ситуация свидетельствует о мертвой точке, в которой жестокость белорусского государства столкнулась с решимостью и активным недовольством белорусского народа, а выход из нее, вероятно, во многом зависит от возможностей вмешательства путинской России [♦ 7.4.3.2].

Наконец, в России, которая является хрестоматийным примером патрональной автократии, в 2011 году в Москве прошли массовые протесты против фальсификаций выборов. Мобилизацией народных масс занимались не оппозиционные партии, а отдельные лица, такие как Алексей Навальный и Борис Немцов (который был убит четыре года спустя). В ответ на это движение «Наши» – ГОНГО правящего режима – организовали проправительственные митинги, а в патрональных СМИ, которые преобладают в российской сфере коммуникации, протестующие были объявлены преступниками. В итоге масштабные протесты прекратились, режим усилил несбалансированность прав в отношении несанкционированных демонстраций [♦ 4.3.2.1], а приемная политическая семья использовала компромат для судебного преследования Навального, который в 2013 году был приговорен к тюремному заключению за растрату и мошенничество. В результате попытка совершить цветную революцию в России также закончилась неудачей[976].