Постмодернизм. Взгляд изнутри

Несколько больших картин из серии «Аргонавты» (2000–2009) – иллюстрации хрестоматийных представлений о греческой мифологии с «уходом» в русскую старину. Здесь нет этнографической подлинности монгольского цикла и той совершенной свободы интерпретации, что так восхищает в сюжетах «Тэмуджина». В отличие от «Страны Тэмуджина» им свойственна подчеркнутая «жесткость» манеры: изображение фигур повторяет стилистику античных орнаментов, иногда подчиняется ей, оставляя ощущение искусной «придуманности» изображаемого. Впрочем, стиль Калашникова и характерен сюжетной изобретательностью и изобретательностью вообще. Экстенсивность мышления – одна из доминант этого стиля. Отсюда «фонтанирование» все новых и новых сюжетных идей, поворотов, открытий, воплощаемых именно в сериях или живописных сюитах, соединенных по принципу последовательного раскрытия различных перипетий предлагаемого повествования. Калашников не из тех художников, которые долго и упорно разрабатывают один мотив, достигая в нем все большего совершенства. Его решения возникают скорее за счет расширения живописного пространства-времени, а не за счет его интенсивного освоения.

Юмором и в то же время острой наблюдательностью отличаются жанровые произведения, вроде «У сельмага “Глория”» (2011), «Диоген» (2010). Покоряют лиризмом пейзажные «откровения»: «Деревенская улица» (1985), маленький холст «Мальвы» (2011). Истинный шедевр реалистического письма – «Две шляпы» (2010). Небольшая композиция «Тигр» (2000), где солнечно-полосатый зверь пробирается сквозь белоствольные деревья, или «Натюрморт на двоих» (2007), написанный в духе «малых голландцев», – восхищают колористическими находками и мастерством воплощения.

Работы на «вечные темы» из Библии или Нового Завета: «Ветхозаветная троица» (2011), «Петр и Андрей» (2011), «Артаксеркс, Аман и Эсфирь» (2011), «Бегство в Египет» (2011) и другие – еще более тонко выявляют глубоко жанровую природу дарования Калашникова. Если у Брусиловского подобные мотивы всегда насыщены философской проблематикой, смысловой и изобразительной многозначностью, многоплановостью, внутренней противоречивостью, то образное решение Калашникова – талантливый лубок, с присущей лубку богатой фантазией, в которой перемешаны ноты нравоучительности, развлекательности, занимательности. Какой-либо факт повествования становится поводом к увлекательной игре геометрическими пропорциями, линиями, цветными точками, создающими праздник плоскостной «узорчатой» декоративности.

Лубку не нужна психологическая достоверность, он иллюстративен и отчасти прямолинеен. Ему не нужна фактурная многослойность, «разноречивость». Наивность лубка похожа на детский рисунок, чья аккуратно заглаженная поверхность как бы адекватна однозначности запечатленного ею текста. Насмешка, стеб, ирония – вот смысловые оттенки этой живописи. Разноцветный, словно игрушка из Хохломы, поставленный на смешные колесики «Троянский конь» (2011), на боках которого выписана вся трагическая история падения великолепного города, – ее характерный пример. Таковы же картинки русской действительности времен Ивана Грозного «Царские забавы» (2010), «Опричники» (2011), где герои, несмотря на страшный шлейф тянущихся за ними дел, – веселые забавники в разноцветных кафтанах. Таков «Пейзаж с забором» (2011), где двусмысленность ситуации подана в том же легком и безобидном тоне.

Но подобные тексты требуют ювелирного мастерства в их отделке. И Калашников – подлинный мастер! Он тяготеет к изысканности «мелкого письма», вызывая аллюзии на маньеризм художников древнерусской иконописи, когда монолитность стиля и эпическое величие уступали место изощренной дробности, разноцветности и композиционной запутанности. Это сказывается не только в камерных, но и в больших по формату картинах, где тщательная пропись деталей превалирует над обобщенностью образного решения. Выразительный пример – картина «Артаксеркс, Аман и Эсфирь» (2011): фигуры, заключенные в некие живописные прямоугольники, не взаимодействуют друг с другом, они отрешенно статичны, подобны древним истуканам. Они не более, чем знак времени. Но как тонко и подробно выписаны костюмы, покрывающая стол материя и прочий антураж! Упоение живописью вызывает и еще один вариант этого сюжета, датированный 2010 годом, который своей насыщенной синей гаммой, вычурной изобразительной конструкцией прямо тяготеет к изыскам символизма рубежа XIX–XX веков.