Потерянные имена, чужие тени

Раду заранее приметила, у кого из разбойников были пистоли, и прицельно рванула к нему, чтобы не дать времени зарядить. Она заставляла лошадь танцевать, чтобы не поворачиваться ни к кому спиной.

Окружающее слилось в беспрерывную пляску, хоровод пятен. Раду рубила наотмашь, лишь бы попасть по чему-нибудь, не останавливаясь, не задумываясь.

Тело само знало, как двигаться, и Раду полностью отдалась инстинктам.

Удачно удалось подрубить подпругу у одного из противников, и под больное истошное ржание лошади наездник скатился под копыта. Раду уже не смотрела на него – усач едва не достал ее, хлестанул ударом по спине. Больно, но неглубоко, к поясу от левой лопатки побежали струйки крови.

Второй разбойник ударил по морде ее лошади, и та взвилась на дыбы, молотя копытами по воздуху. Холодея от дурного предчувствия, Раду приготовилась спрыгивать – и не обманулась.

Усач и второй разбойник набросились разом, едва Раду справилась с поводьями и лошадь встала на все четыре ноги.

Метили они и по ней, и по лошади, и с тем, чтобы не оказаться раздавленной под телом упавшего животного, Раду спрыгнула сама.

Краем глаза успела мазнуть по Лучану – тот сцепился сразу с двумя, в правой руке сабля, левой рукой с бесполезным пистолетом отводя удары. Его теснили все дальше.

Не дожидаясь, пока на нее снова нападут, она бросилась вперед, подрубая ноги лошадям противников. Боль невинных животных резала не хуже своей, но Раду, сцепив зубы, откинула эти мысли.

Пока разбойник пытался справиться с конем и выпутаться из стремян, Раду метнулась за него, чтобы передохнуть. Достать конного без копья или рогатины не было возможности, а вот усач, который пытался объехать мечущегося подчиненного, ругался и вынужденно задерживался.

«В этот раз, – подумала Раду, – не появится Корнелий со своим дурацким «спасти принцессу», не придут вооруженные до зубов кукушечьи стражи. Впрочем, я быстро привыкла к эдакому хорошему. Прежде это ведь была я сама, что приходила на помощь. Как я размякла, смешно».

Она споро увернулась от копыт обезумевшего от боли коня, и бросилась вокруг него, попутно ударив по крупу плашмя саблей. Конь рванул, наткнулся на лошадь усача, и понесся вперед под крики наездника. Раду же оказалась позади усача и, подхватив саблю зубами, руками цепляясь за луку, взлетела на седло за его спиной.

Усач заревел от ярости и боли – Раду, не теряя ни мига, полоснула по незащищенной шее и спине. Размахнуться было негде, поэтому сабля соскользнула с плотной кожи куртки, оставив, однако, вспухающий кровью разрез на шее.

Усач саданул локтем назад, извернулся, чтобы достать ее, но Раду и сама не удержалась, свалилась с седла.

Кое-как перегруппировавшись в падении, она упала и прокатилась по земле, теряя дыхание от удара. Сабля звякнула где-то рядом. На миг она потеряла сознание, потому что когда открыла глаза, то увидела, как тяжелый черный сапог опустился на лезвие ее сабли.

Пыль от удара поднялась, запорашивая глаза, а сабля треснула. Раду прошипела сквозь зубы, откатываясь, чтобы встать, но разозленный и раненый усач рванул к ней раньше и ударил ногой в бок, снова опрокидывая наземь. Прежде чем Раду успела что-то сделать, горячая острая боль пронзила живот.

– Вот дерьмо, дерьмо! – заорал в ее лицо усач, но желтые глаза смотрели мимо. – Ухо отрезала сука, мало тебя убить!

Он выдернул из ее живота свой палаш и в сердцах размахнулся было, чтобы рубануть еще, но в это время вернулся его подчиненный, совладавший-таки с конем. Животное хромало на обе передние ноги, и усач обложил руганью и его тоже.

Разбойник спрыгнул с коня и косясь на неподвижное тело Раду, огляделся.

– Дык кто знал, – визгливо отозвался он, радуясь, что его не задело. Вожак истекал кровью и пошатывался, хотя сам, кажется, не понимал этого. – Бешеная она. Хорошо, что сдохла. А этот второй, за пригорком Спирю укокошил и Дынека. А Бука затоптали лошади. И…

– А ну, пошел быстро, добей второго, если они с ним не справятся никак! – рявкнул вожак, когда подчиненный запнулся.

Видя как глаза его полезли на лоб, вожак сначала разозлился сильнее – ненавидел эти шуточки, – потом резко обернулся.

От кровопотери его повело, и голова закружилась.

Или не от кровопотери?..

Всего миг он смотрел в желтые глаза на запыленном лице, потом обломок лезвия вошел в его кадык, и вожак захрипел, забулькал, подавившись криком.

Раду, пошатнувшись, перешагнула через его дергающееся в конвульсиях тело. Подобрала выпавший из рук вожака палаш.

– Помнишь меня? – криво улыбаясь, проскрипела она. – Вы нас тогда в лесу убили. А я вернулась. Ты стой на месте… стой. А хотя и сбежишь, так я разыщу тебя. Ночью приду… как часы полночь ударят, жди.

Разбойник завопил, рванулся было, замахиваясь на нее, но в трясущихся пальцах сабля так и плясала. Раду с легкостью отбила ее, но ударить в ответ не вышло – оступившись, разбойник упал, быстро отполз в сторону и побежал так, что только пыль взметнулась, скрывая его спину.

– И тогда он тоже сбежал, – тяжело дыша, сказала Раду, опираясь о коня, который, хромая, пытался отойти. – И ведь поверил всему, что я сказала.