Потерянные имена, чужие тени

Впрочем, они с Тию еще не скоро пришли, и когда взбешенный Корнелий, который ко всему прочему не мог никак сосредоточиться на обычной работе, позвал Летуцу, та пояснила:

– А барышня гуляет. С утра ей дурно было, и господин Митру сказал, что ей нужна мациона.

Корнелий некоторое время озадаченно смотрел на нее, потом сообразил:

– Моцион?

– Да, вот эта штука, господин Тенда. И они пошли за ней в сад и потом дальше.

– С господином Митру? – уточнил Корнелий.

Летуца кивнула и с любопытством спросила:

– А что такое этот моцион, если позволите узнать? Трава какая?

– Нет, Летуца, это просто прогулка. И будь добра, в следующий раз сопровождай госпожу Тию. Негоже ей наедине с мужчиной находиться.

Летуца тут же испугалась, что сплоховала, побледнела и несколько раз поклонилась, уходя.

«Как хорошо и спокойно я жил раньше, – подивился Корнелий. – А тут будто детишек себе наделал, которые то в камин руки суют, то без спросу из дому сбегают».

С прогулки Тию вернулась спокойной, хотя и все еще бледной. Она молча помогла Корнелию с перевязкой и коротко кивнула в ответ на благодарность.

Корнелий ожидал очередного чуда, снимая бинты, но рана все еще была на месте, заживала в обычном порядке. Раду, как и Тию, молчала, нахмурившись, и на вопросы отвечала только хмыканьем.

После разговора на крыльце Раду замкнулась в себе более обычного, и Корнелий никак не мог определить, о чем она думает.

Отправил ее отдыхать и запретил двигаться.

Корнелий с раздражением решил не мучиться больше и отложить работу – никакого устремления трудиться он в себе сегодня не ощущал.

И неожиданно оказался в пустоте безделья. Время он мог узнать только по солнцу за окном, и это раздражало. Будь Раду здорова, ее можно было бы послать в город за часовщиком. Неопределенность и неуверенность в окружении Корнелия всегда раздражали. «Прогуляться, что ли?» – подумал он, и по инерции вспомнил разговор о моционе.

Вот что действительно нужно – поговорить с Лучаном. И это давно уже надо было сделать. Корнелий позвонил в колокольчик и послал Летуцу за гостем.

Как оказалось, Лучан встал раньше всех, успел побывать в городе, привести себя в порядок и вернуться к общему завтраку, который Корнелий проспал.

– Лучан, – тяжело сказал Корнелий, едва тот переступил порог его кабинета, – о чем ты думаешь?

Лучан сел в кресло перед ним и отбросил со лба светлую прядь.

– Думаю лошадь из дома выписать, – поделился он. – Еще о том, что портной здесь никудышный, не нравится мне, как он сюртуки шьет. Да, насчет конюха – давай я подыщу для тебя в городе хотя бы временно кого-то? Пока мальчишка выздоравливает.

Несмотря на то что разговор шел совсем не в ту сторону, куда планировал Корнелий, с последним он не мог не согласиться.

– Да, это было бы в руку, – сказал он. – Даже и не временно. Я не думал прежде о том, что на Раду еще и эта работа ложится… Постой, Лучан. Я не об этом поговорить хотел. Сегодня утром служанка сказала мне, что вы с Тию… принимали моцион.

– А, да. Это новая мода, знаешь ли. Матушка и сестра привезли из столицы. Название красивое, а на самом деле они просто туда-сюда по имению ходят пешком. Ну, и нужно, чтобы место красивое было, вроде как для спокойствия духа. Госпожа Тию сегодня с утра сама не своя была, так я ей предложил.

Быть может, еще месяца два-три назад Корнелий не придал бы никакого значения подобному событию. Он знал, разумеется, о сложной системе правил поведения, об этикете за столом. О том, как не подавать ложных надежд мамашам незамужних девиц – о большинстве этих вещей он научился от самого Лучана.

Знал, но не придавал особого значения. Ему казалось, что это условности, которые никто не соблюдает. Пережитки, блеклая позолота высшего общества.

Знакомство и общение с Раду изменило его восприятие. В Раду парадоксально сочеталось нарушение всех этих норм и принятых условностей – именно для того, чтобы нормы и условности соблюсти.

Корнелий даже отыскал в библиотеке имения два пыльных тома – «Книга для родителя юной барышни» и «Трактат об этикете». Читал на ночь – отличное снотворное. Запомнить за несколько дней всю невообразимую прежде массу сведений оказалось невозможно, но самые важные в их ситуации вещи Корнелий выписал.

Тем более странным ему казалось нынешнее поведение Лучана, который все эти правила учил с юности.

Корнелий вздохнул.

– Лучан, – сказал он, – зачем ты это делаешь? Твоя матушка, насколько я знаю, дни и ночи ломает голову, какую невесту тебе выбрать из тех прекрасных девиц, что живут у вас в округе. У Тию же нет ни семьи, кроме Раду, ни состояния, ни даже собственного дома. Я допускаю, что она может тебе нравиться… но ведь однажды ты уедешь домой, а она останется тут.

– Если ты думаешь, будто я могу соблазнить девицу, которая находится под твоей крышей… – вспыхнув, воскликнул Лучан, но Корнелий не дал ему договорить, поднял ладонь, останавливая.