И если быть честной – а наедине с собой Тию могла себе это позволить, – то обе ситуации ей не нравились. Возможностей немного, средств к существованию тоже, перспектив и того меньше.
И Ницэ. Враг отца, ставший их кошмаром, его длинные руки и разбойники под началом сына. Пусть сейчас, в мирное время, его силы меньше, и разбойников тех уже, может быть, перевешали уже, но сам он наверняка еще могуществен. Богат, это уж точно. А сейчас это ценится куда больше происхождения и благородства. В столице вероятность встречи с ним или какими-то общими знакомыми становилась куда выше. И при таком раскладе…
«Может быть, это пока что, – утешала себя Тию, не особо веря сама, – потом все оправятся, окрепнут, и новому королю будет не к лицу опираться на тех, кто не вышел родом… и тогда…»
А что тогда, она не знала. Поместья у них не было, имени не было, да и Раду представлял какой-либо вес только пока притворялся не собой.
Даже если они найдут тетушку, представляться своими именами им все равно будет нельзя – ведь отца и братьев казнили за то, что они сражались против нынешнего короля.
А вдруг и тетушке досталось за это родство? Пусть она была кровно связана с ними через их матушку, а не отца, но вдруг?
Это было возможно. И это было одним из доводов, которые Тию привела в послеобеденном разговоре с Раду.
Раду внимательно выслушал ее. Коротко вздохнул, глядя в сторону.
Они сидели в гостиной, где Тию обычно писала письма и занималась шитьем. За окном было пасмурно, собирался дождь, и в комнате было сумрачно.
Лицо Раду было в тени, и Тию немного щурилась, нервничая и пытаясь разобрать его выражение.
– Нам надо ехать, – сказал Раду. – Я чувствую, что оставаться уже не стоит. Касательно мертвой девушки теперь разберется ее родственник, а нам надо ехать дальше. Потом и дороги развезет, и холоднее станет.
– Быть может, нам все же… стоит задержаться? – тихо произнесла Тию.
А ведь у них был уговор, и первым в том уговоре было – не спорить.
Прежде это помогло им выжить, довело их сюда, до островка безопасности и благоустроенности.
Наверно, Тию слишком привыкла к этой безопасности, что решила нарушить уговор.
Раду, не посмотрев на нее, встал.
– У нас мало времени, – сказал он. – Мы можем заложить себе неделю-две на сборы, чтобы помочь мастеру Тенде устроиться без нас, но не долее. Нам надо ехать, и тебе стоит привыкнуть к этой мысли.
«Да нет же! – хотела крикнуть Тию. – Хватит уже! Мы ушли от смерти, ушли от врагов, мы спрятались так, что нас никто не найдет! Дай нам пожить в покое! Я не хочу снова в дорогу! И не хочу… в неизвестность… Я придумала, как нам устроиться самим и как обезопаситься…»
Но те времена, когда Тию могла себе позволить кричать или топать ногами, давным-давно прошли. Сгорели вместе с ее детской комнатой, полной игрушек и платьев.
Когда Раду ушел, не сказав более ничего, Тию взяла шитье, но ничего делать не смогла – руки тряслись как у старухи.
***
Спустя четверть часа в гостиную заглянул Лучан.
– Госпожа Тию? Не видали Корнелия? Летуца запропастилась куда-то, а то бы я ее послал… Госпожа Тию?
Лучан запнулся, чувствуя вдруг непонятное. Тию сидела к нему спиной – черный силуэт на фоне окна. Простое платье, тонкая шея и убранные кверху волосы – все как обычно.
– Что вам? – не поворачиваясь, ответила девушка. – Господин Тенда в оранжерее, вместе с Раду. Постучитесь, они теперь запираются от капитана.
Лучан притворил за собой дверь, а потом неслышно подошел к Тию.
Девушка вздрогнула от неожиданности, когда он наклонился, заглядывая ей в лицо.
– Вы плачете! – почти обвиняюще воскликнул Лучан. – Что случилось? Кто вас обидел? Вы поранились?
Ответом ему был только яростный взгляд сквозь слезы.
Тию резко встала и отошла к окну, стараясь незаметно промокнуть глаза и вытереть покрасневший нос. Плакала она совершенно беззвучно, и сейчас слезы все продолжали катиться по щекам.
– Я прошу вас идти по своим делам, – еще более тихо, чем обычно, произнесла Тию. – Пожалуйста, оставьте меня. Мне… соринка в глаз попала.
– Лгунья, – печально сказал Лучан, подходя ближе.
Тию снова дрогнула, попыталась было шагнуть в сторону, но было уже некуда – Лучан встал так, чтобы отрезать ей все пути отступления.
Толкаться и вырываться было не к лицу, и Тию замерла спиной к нему, угрюмо глядя в окно.
– Раду чем-то обидел?
– Нет.
– Поранились? Вы всегда так тыкаете иглой в это ваше шитье…
– Нет.
– Быть может, я смогу помочь…
– Нет.
– А если вы мне не скажете, в чем беда, тогда…
Лучан сделал паузу – выразительную, но бессмысленную, потому что он положительно не знал, что он может сделать в таком случае.
Молчание повисло между ними.
Где-то в глубине дома слышались шаги. Летуца тихонько напевала, шурша метлой по полу. Лучан слышал свое дыхание, и немного – Тию.
Она уже не плакала. И даже не так хмурилась, Лучан видел ее смутное отражение в оконном стекле.
Тию же боялась шевельнуться. Лучан был настолько близко – совершенно неприлично близко, что она могла ощущать тепло его тела.
– И что… тогда? – cпросила Тию.