Потерянные имена, чужие тени

– Ты заметил, как он поглядывает на госпожу Тию? – нервно спросил Лучан, не отвечая. – Я не девица, не мне судить, но вдруг именно такие кавалеры ей угодны? Есть титул, земли. Прическа модная. Вот смотри, попустишь, и он повадится сюда ездить, а там и предложение сделает, не успеешь глазом моргнуть.

Корнелий обдумал его слова и, отвлекшись от поисков, укоризненно посмотрел на друга:

– Ты ворчишь как старая тетка, Лучан. И сделает, и пусть его. Я уверен, Тию настолько полна здравым смыслом, что его хватит на трех таких юных барышень, и она способна сама принимать решения. А мне совершенно непонятно, отчего тебя это волнует?

Лучан смешался и снова не ответил.

– Кстати, у него невеста есть, – сказал Корнелий, – так что тебе не о чем беспокоиться. Его матушка крайне довольна, несколько раз упоминала об этом на вечере… ну, до мертвецов. Блестящая партия, по ее словам.

А вот нарочный с почтой, который приехал вечером, Корнелия огорчил.

Почту Летуца принесла сразу ему. Раду, который иногда по просьбе Корнелия сортировал письма, не видел, что и от кого привело Корнелия в непривычно плохое расположение.

К тому времени они отужинали и коротали вечер в гостиной, каждый за своими делами. Корнелий занимался почтой, Тию что-то писала, Лучан и Раду разыгрывали партию в шахматы. Занятие это было совершенно не по их характерам, поэтому от них постоянно доносилось ворчание и несерьезная брань Лучана. Раду в ответ досадливо хлопал по столу или щелкал пальцами.

Корнелий не ворчал и не ругался.

Сначала даже обрадовался, воскликнув «Наконец-то!», потом замолчал, вчитываясь и мрачнея на глазах.

Затем порывисто встал, предельно аккуратно складывая письмо, и вышел, ничего не сказав.

– Что бы там могло быть? – тревожно спросила Тию, перед сном зайдя к Раду в комнату.

Раду пожал плечами. Потом вопросительно дернул головой.

– Не знаю, – ответила Тию. – Мне тревожно отчего-то. Какое-то дурное предчувствие. Как ты думаешь, может, нам стоит пробраться в кабинет и найти это письмо?

Раду изумленно поднял брови.

– Ах, знаю, звучит нехорошо, – вздохнула Тию. – Но он так огорчился. Мы сейчас слишком зависимы от него, чтобы не обращать внимание на подобные вещи. Вдруг там что-то совсем плохое.

Предчувствие Тию подтвердилось наихудшим образом. В следующие дни Корнелий попеременно то развивал бурную деятельность, постоянно гоняя Нико с письмами в Тичаны, то сидел в кабинете мрачный и молчаливый. Он забывал запираться и не замечал, когда к нему заходили.

Раду, которой уже можно было негромко разговаривать, он однажды напугал и встревожил, заставив всерьез задуматься над предложением Тию забраться в кабинет и найти письмо.

Они тогда были заняты рутинной работой в оранжерейной лаборатории. Корнелий постоянно отвлекался и замирал в раздумьях, так что Раду, не тревожа его, молча выполняла свою часть заданий.

– Прости, Раду, – вдруг сказал Корнелий. – Я тут поразмыслил… Мне часто говорили раньше, что я ужасно бестактен и любопытен сверх меры. Наверное, так оно и есть. Я постоянно лез в ваши с Тию дела, пытался разобраться… тревожил вас зазря. Все затем, чтобы удовлетворить любопытство.

Он нахмурился, отводя взгляд, потом положил Раду ладонь на плечо.

– Ты знай… – с усилием сказал Корнелий, – я не со зла. Просто такова уж моя натура. Я и сейчас имею несколько вопросов, но уже не буду их задавать. Ваши тайны – это ваши тайны, и мне давно следовало уяснить это. А не пытаться разгадать их, будто ребус.

В его голосе явственно звучала горечь, он отвернулся, собираясь уходить, и Раду невольно схватила его ладонь обеими руками, удерживая на месте.

– Что случилось? – спросила она. – К чему эти речи?

Корнелий молчал.

– Это я так, – наконец сказал он. – Просто задумался о том, как я вам, верно, досадил со своими расспросами.

– Великое дело, – фыркнула Раду, скрывая поднимающуюся тревогу. – Мы уже давно все поняли про вас и ваше любопытство.

Она нахмурилась, изучая его лицо, но ничего не смогла прочесть.

– Вы такой, какой есть, – сказала Раду. – Нет ничего дурного в любопытстве. Вы ведь принимаете нас с Тию, не осуждаете и даже помочь пытаетесь. Я думаю, то, мы тогда встретились – это был добрый рок, и нам… повезло.

Корнелий в ответ сжал ее пальцы, и они некоторое время постояли рядом, не решаясь продолжать странный этот разговор, и еще более не решаясь его закончить и нарушить непривычное чувство согласия.

Корнелий двинулся первый. Он перехватил ладонь Раду и поднял, будто бы они находились где-нибудь на светском рауте, а не в переполненной химикатами и склянками лаборатории.

– Спасибо тебе, Раду, – серьезно сказал он, прикасаясь губами к ее пальцам.

Через два дня Корнелий пропал.

Он не спустился к завтраку, а затем и к обеду. Встревоженный Раду поднялся к нему в спальню, но там никого не оказалось. Летуца вспомнила, что господин Тенда, одетый в дорожный костюм, выходил утром на прогулку и просил передать, что будет в городе по делам. Летуца забыла сказать сразу.

Но сколько бы они его ни ждали, Корнелий не возвращался.