Потерянные в Великом походе

– Я не нищий! – быстро говорит он, маша на супругов рукой. – Пожалуйста, не арестовывайте меня! Я так выгляжу только потому, что долго шел пешком. Только сейчас появилась возможность помыться. И я бы не притронулся к этому корыту, если бы торгаши не были такими жадными. Хочешь помыться – плати фэнь, а мне надо только ополоснуться.

Говор нищего странный, и Пин никак не может понять, откуда он родом. При этом акцент, как и песня, кажутся им неуловимо знакомыми. Пин преисполнен надежд, но после долгих лет бесплотных поисков он колеблется, страшась горечи разочарования. Неужели Небо способно на такие фокусы? Незнакомец их сын? Не может быть. Вздор, нелепица.

– А ну-ка встань, – велит нищему Юн.

– Не надо, пожалуйста. Я вас очень прошу. Умоляю, – бомж начинает всхлипывать.

Он подается вперед, протягивает руку и тянет Юн за штаны. Всхлипывания сменяются рыданиями. Слезы струятся по его лицу, словно вода из крана. В одно мгновение незнакомец становится воплощением самого несчастья. «Он словно весь состоит из атомов страдания», – думает Пин. Атомы. Это слово он выучил после войны.

– Мы не собираемся тебя арестовывать, – Юн трясет перед нищим пакетиком с арахисом и банкой личи. – Думаешь, если б мы хотели бросить тебя в тюрьму, мы бы стали тебе это предлагать?

Нищий встает. Он все еще с подозрением поглядывает на супругов. Он не смеет посмотреть им в глаза и продолжает всхлипывать. Даже со столь близкого расстояния сложно сказать, сколько ему лет. Ниспадающие на лицо волосы скрывают большую часть его лба и щек. Муж с женой не могут понять, где тут на лице морщины, а где – грязь и сажа. От нищего пахнет так, словно он только что вылез из бочки с квашеной капустой.

– Откуда ты родом? – спрашивает Юн.

Бомж не отвечает. Возможно, он думает, что вопрос – это ловушка. В конце концов, все, что он скажет, может быть использовано против него.

– А что за песню ты напевал? – спрашивает Пин. – Она не из этих мест.

– Из этих, – энергично кивает нищий. – Может быть, ее не поют в Пекине, но я разучил ее в деревне неподалеку. Клянусь, мне сюда можно.

Пин успокаивающе выставляет перед собой руку:

– Не бойся. Ты не смотри на то, что мы в форме. Честное слово, мы не охотимся за такими, как ты.

Он просит Юн открыть пакет с арахисом. Затем он достает орешек и протягивает его незнакомцу. Мужчина засовывает его в рот, даже не очистив от скорлупы. Юн предлагает ему еще. Искоса поглядывая по сторонам, нищий засовывает две пригоршни орехов в огромные карманы. Швы карманов грубые, коричневая ткань не сочетается с цветом куртки.

– Бери весь пакет, – говорит Пин.

Мужчина поспешно выхватывает у него упаковку арахиса и засовывает ее в карман. Юн протягивает ему банку личи, и нищий запихивает ее в другой карман. Слышно, как внутри хрустят орешки.

– Эта песня из провинции Сычуань, – наконец признается бомж. – Я там вырос. Но родился я в тех краях, о которых никто из вас не слышал.

– Ну, может, все-таки слышали. Давай проверим, – предлагает Юн.

– У этого места нет названия, – мужчина улыбается, от слез не осталось и следа. Кинув в рот орешек, он с довольным видом качает головой. – Или, может, есть, но я его уже не помню.

Юн поворачивается к Пину. Супругам кажется, что они смотрят друг на друга целую вечность. Им словно хочется узнать: не показалось ли им?

Нищий и вправду сказал, что родом из Сычуани? Неужели случилось чудо и перед ними их Ло Бо, которого ветер судьбы сорвал юным зеленым листочком с ветви и унес прочь, а теперь вернул обратно? Да, листок слегка пожух и увял, но какая разница, если это он, наш Ло Бо? Или, может, человек перед нами призрак, галлюцинация, игра света, нечто такое, что можем видеть только мы?

Имеем ли мы право поверить в невероятное?

У них еще много вопросов, но долго разговаривать с нищим на людях не самая светлая мысль. Внимание людей всегда привлекает все необычное, того и гляди вокруг них соберется толпа. Зеваки могут задаться вопросом, почему люди в форме не арестовывают бомжа, по городу пойдут слухи, сплетни. К чему лишние сложности?

– Ты когда-нибудь катался на машине? – спрашивает Пин. – Я не про грузовик какой-нибудь, а про лимузин, где тепло и уютно.

Нищий качает головой, поглядывая на блестящую черную машину, стоящую за спиной Пина.

– Ну как, покатаемся? – спрашивает бывший оружейник. – Я не шучу. И не бойся. Это не ловушка.

– Подарок на Праздник весны, – говорит Юн.

Мужчина кидается к корыту. На мгновение сердца супругов замирают в тоске. Однако нищий не пытается убежать, он просто тянется за своим скарбом – пухлым заплечным мешком, привязанным к ветке дерева, – и возвращается.