Потерянные в Великом походе

Супруги ведут его к машине. Водитель открывает им дверь. Не сдержавшись, он с досадой фыркает, когда из карманов бомжа начинает сыпаться ореховая шелуха, которая царапает обивку салона. Пин садится на переднее сиденье. Бао с раздражением спрашивает, куда ехать, и Пин отвечает:

– Домой.

4

В доме четыре спальни, но супруги пользуются только одной. Если бы Мао не подарил им этот особняк, его бы превратили в казарму для офицеров или поликлинику. Наверху имеется комната с ванной и горячей водой – большая редкость для Пекина. Сами супруги пользуются ею от силы раз в месяц, чтобы экономить газ и воду. По утрам они моют руки и умываются в фарфоровом тазу, а вечером в том же тазу моют шею и ноги, после чего выливают грязную воду в горшки с папоротниками и помидорами. Каждую неделю они натирают паркетный пол воском – не столько для того, чтобы он блестел, сколько чтобы защитить его от плесени. Единственное произведение искусства в доме – портрет Председателя Мао в натуральную величину, висящий на видном месте над обеденным столом. Под портретом еще одна картина, изображающая бегущих японцев, разгромленных в ходе Битвы ста полков[13].

– Здесь… – нищий словно теряет дар речи, – здесь очень красиво.

– Не стесняйся, – кивает Пин. – Походи, погляди. Чувствуй себя как дома.

Бомж так сильно задирает голову, чтобы рассмотреть потолок и балкон на втором этаже, что, кажется, она вот-вот отделится от тела. Шея становится лиловой, на ней вздуваются вены.

Пин снимает с него куртку и обнаруживает, что она не одна, их на самом деле несколько. Всю эту одежду он водружает на лакированную вешалку у двери. Нищий остается в выцветшем синем свитере, рукав которого по-прежнему скрывает культю. Незнакомец очень худ, что совершенно неудивительно.

Супругам хочется, чтобы нищий обнажил торс. У Ло Бо имелась родинка прямо под плечом. Темное пятнышко в форме ромба. Только справа или слева? Муж с женой никак не могут вспомнить. В какой-то момент Пин уверен, что родинка была на правом плече сына, а Юн – на левом, но им удается убедить друг друга в обратном, и теперь Пин утверждает, что пятно находилось на левом плече, а Юн – что на правом.

– Мы забыли о манерах, – говорит Пин. – Мы так и не спросили, как тебя зовут.

– Кактусом меня кличут. Ну, потому что я крепкий и живучий, как кактус.

– Кто тебя так кличет? – спрашивает Юн.

– Мои друзья, попутчики, другие… – Он умолкает, не договорив.

– Другие нищие? – заканчивает за него Юн.

Мужчина замирает, кидает взгляд на свой вещмешок на чайном столике и куртки на вешалке, пытаясь, по всей видимости, прикинуть вероятность успешного побега.

– Не бойся. – Пин похлопывает его по плечу. – Мы же сказали, нас это не волнует. Мы не полиция. Мы военные ветераны. Мы не утруждаем себя отловом бездомных. – Он смотрит на Юн в поисках поддержки. – Мы хотим, чтобы в нашей стране на Праздник весны было как можно меньше голодных. Мы ездили на рынок, чтобы накупить продуктов для детского дома.

Кактус щурится и расплывается в широкой улыбке.

– Я не могу поверить своему счастью. Говорят, столица – это рай. Вот поэтому в этом году я решил отправиться на север. Врать не буду, я не ожидал встретить таких добрых людей. Теплу ваших сердец под силу растопить любой лед.

– Пойдем, – Пин ведет его к лестнице. – Ты говорил, что не прочь помыться. Лучше всего это делать теплой водой. Ты когда-нибудь принимал ванну?

Юн уже на втором этаже. Она идет в их спальню и достает одну из чистых рубашек Пина и пару брюк. Кладет их на раковину в ванной.

– Вот, будет что надеть, когда помоешься, – говорит она. – Весну следует встречать в новой одежде.

Пин объясняет Кактусу, как регулировать температуру воды: какой кран крутить, чтоб сделать потеплее, а какой – чтобы похолоднее. Затем он затыкает слив. Кактус с изумлением наблюдает, как в ванне начинает набираться вода, поднимаясь все выше и выше. Курится пар. Нищий погружает в воду руку, отшатывается, а затем медленно опускает ее снова. Пин достает три серебряные подставки: в одной мыло, в другой – скребок, в третий шампунь – и ставит их на край ванны. Нищий берет кусок мыла, нюхает его, откусывает, а затем выплевывает.

– Это для тела, чтобы мыться, – объясняет Юн. – А это, – она показывает на шампунь, – чтобы мыть голову.

Кактус медленно кивает, словно услышал некую великую мудрость. Он начинает раздеваться. Сперва он стягивает носки, потом штаны, а вот свитер снимать не торопится, явно стесняясь своего увечья. Не дожидаясь, покуда супруги уйдут, он переступает через бортик ванны. На миг мужа с женой посещает мысль – а не остаться ли им, однако Пин берет Юн за руку и мягко выводит ее за дверь.

– Не торопись, – кричит он. – Хорошенько помойся. Когда выйдешь, тебя будет ждать горячий обед.

Супруги не торопятся уходить. Они прижимают уши к деревянной двери. Изнутри доносится плеск воды, смех и крики восторга. Старики думают: «Даже если он и не наш сын, мы поступили правильно, взяв его к себе. Осчастливить человека в канун Нового года[14] – благое дело».

5