Потерянные в Великом походе

Поднимаясь по склону холма, Юн ломала голову, как завтра половчее преподнести Чо дурные вести. Надо принять строгий вид. Если Чо посмеет возмущаться или возражать, Юн скажет: «Ты спаслась от петли только потому, что у тебя под сердцем ребенок». Надо будет пристыдить ее. Напомнить, что она, будучи женой Кая, жила в роскоши, не обращая внимания на гибнущих от нужды бедняков, и тем самым являлась соучастницей его преступлений. Видеть страждущих и ничем им не помочь – самое страшное злодеяние перед ликом Неба. Кроме того, на свете полно людей, павших жертвами куда большей несправедливости.

Добравшись до вершины холма, Юн увидела Пина. Стоя возле Секиры и глядя себе под ноги, он что-то втолковывал лейтенанту Дао. Возвышавшийся над оружейником на полголовы лейтенант кивнул, улыбнулся и похлопал Пина по плечу. Остальные бойцы из их взвода тренировались – бегали вверх-вниз по другому склону холма. Пин и Дао, заметив Юн, переглянулись и помахали.

Когда она оказалась совсем рядом, лейтенант сказал:

– Твоему мужу только что пришла в голову отличная идея. В последнее время он ими так и сыпет. – Юн уставилась на Пина, который продолжал разглядывать траву под ногами и все поглаживал гриву Секиры. – Мы вот что думаем: раз ты в положении, пожалуй, будет лучше, если ты останешься здесь на пару месяцев. Сейчас лучше себя поберечь, чтобы потом отправить на тот свет побольше гоминьдановцев. Да и вообще, в последнее время ты плотно взаимодействуешь с агитбригадой, так что, по сути, в твоей жизни мало что переменится.

Юн продолжала сверлить мужа взглядом, понимая, что рано или поздно тому придется посмотреть ей в глаза.

– При всем уважении, товарищ командир, гоминьдановцы сидят у нас на хвосте. На счету каждый боец, а я – лучший стрелок во всем подразделении.

– Само собой, это все знают, – рассмеялся лейтенант. – Но ты скоро станешь матерью. Ты можешь считать, что выкована из стали, но, скажу тебе честно, беременная женщина на марше всегда обуза.

– Только не я. Вам не придется со мной нянчиться, – вскинула подбородок Юн. – Нужды подразделения всегда будут выше моих собственных.

Лейтенант Дао снял фуражку и почесал голову. Его лицо приобрело страдальческое выражение, а глаза забегали, словно Дао искал человека, на которого мог бы свалить бремя этого неприятного разговора. Наконец Пин рискнул посмотреть на жену. Она ответила ему полным презрения взглядом. Оружейник делано зевнул и прикусил нижнюю губу.

– Жена командарма Мао родила своего первого сына во время осады Наньчана. Что, разве не так? – бросилась в атаку Юн. – По-вашему, если революционерка беременна, так ее надо списывать со счетов?

– Твоя правда, – кивнул лейтенант. – Только хочу тебе напомнить, что, когда осада провалилась и пришлось отступать, нужда заставила командарма отдать младенца в семью местных крестьян. Детям в расположении части делать нечего. Это противоречит уставу. Даже Мао не посмел его нарушить. Хочешь обречь своего ребенка на смерть еще до его рождения? Хочешь, чтобы… – он вопросительно посмотрел на Пина.

– Ло Бо, – подсказал оружейник.

– Ага, – кивнул лейтенант. – Хочешь, чтоб Ло Бо рос без матери?

Юн покачала головой.

– Конечно, нет, но я в первую очередь солдат, и я…

– Вот и прекрасно, – перебил ее Дао. – Завтра я переговорю с секретарем агитбригады, и мы все оформим честь по чести.

Юн тяжело вздохнула. Лейтенант явно не желает уступать, по крайней мере сейчас. Что ж, она проявит тактическую мудрость. На время покорится, а потом снова перейдет в атаку.

– Лучше я сама все устрою, – примирительно сказала Юн. – Я знакома с заместительницей секретаря. Лучше, если инициатива будет исходить от меня.

– Вот и превосходно. Только не затягивай. Чем раньше ты поговоришь об этом, тем лучше. Разведчики донесли, что гоминьдановцы стягивают к уезду Хэцзян подкрепление. Чанкайшисты явно что-то замышляют. – Дао повернулся к Пину: – Проследи, чтобы твоя героическая жена сдержала обещание.

9

Юн решила не разговаривать с мужем, поскольку тот, хотя и всячески вымаливал прощение, ничуть не сожалел о содеянном. И потом, ее мысли занимала куда более насущная проблема: как вести себя с Чо, раз нет возможности спасти ее сестру. Юн предпочла путь недомолвок: сообщила, что обратилась к Мэйши с просьбой отпустить ее сестру на свободу и та обещала подумать. Чо каждый день совала Юн орехи и ягоды, и та относила их к амбару – передавала через охранника заключенным. Она не решалась сказать девушке, что ее сестру скоро казнят. Юн вообще старалась говорить поменьше, предпочитая слушать рассказы Чо о деревне, в которой она провела детство, и парне, за которого хотела выйти замуж.