Потерянные в Великом походе

Время казни неумолимо приближалось, и Юн чувствовала, что больше не в силах скрывать от девушки правду, лежавшую на ее душе тяжким бременем. Чо возненавидит ее на веки вечные? Что ж, пусть так. Юн села на плетеный стул напротив подопечной и глубоко вздохнула, вновь напомнив себе, что должна быть с ней строгой. Она поступает несправедливо? Ничего страшного, Чо это заслужила. Она жила в роскоши, видела, как страдает простой народ, и при этом палец о палец не ударила, чтобы помочь беднякам.

– Боюсь, у меня есть новости о твоей сестре, – сказала Юн.

Чо, которая мгновение назад с азартом рассказывала, как лучше жарить цикад, недоуменно уставилась на нее.

– Вы боитесь, что есть новости?.. – переспросила она.

Юн качнула головой.

– Даже не их самих. А того, что ты их услышишь…

Чо застыла, ожидая продолжения. Юн очень хотелось, чтобы рядом оказался Пин. Он справился бы с задачей куда лучше – перед Чо предстал бы открытый и искренний человек, не властный над судьбой и обстоятельствами. Дескать, на все воля Неба, а я тут ни при чем. У ее мужа это здорово получалось.

– К чему тянуть, так только хуже, – выдохнула Юн. – Завтра приведут в исполнение приговор господину Каю. Его повесят.

– Но жен-то пощадят? – с робкой надеждой в голосе спросила Чо.

– Одну.

– Мою сестру?

Юн покачала головой. Ведь умная вроде бы девушка! Почему же она никак не хочет понять, что ей пытаются сказать?

– Нет. Тебя, – тихо ответила она.

На секунду лицо Чо сделалось растерянным. Она накрутила на палец прядь волос, потом сунула ее в рот и принялась жевать. В хижину залетела пчела. Юн проследила за ней взглядом. Насекомое, жужжа, опустилось на набитый соломой матрац, а потом, будто ощутив царящее в хижине отчаяние, вылетело обратно на улицу. Юн не заметила, как девушка начала плакать.

– И когда ты об этом узнала? – всхлипнула Чо.

– На следующий день после того, как тебя здесь поселили.

– И все это время ты молчала? А я, ни о чем не подозревая, нежилась на солнышке?

– Я так поступила ради твоего же блага, – отрезала Юн.

Это было правдой, но отчего-то ее слова прозвучали непереносимо фальшиво. Ей вспомнился лейтенант Дао, который несколько дней назад сказал, что Юн переводят в агитбригаду – ради ее же блага!..

– Если бы я рассказала тебе раньше, – продолжила Юн, – ты бы попыталась спасти сестру, и в итоге тебя повесили бы вместе с ней. Я знаю, как лучше, – она помолчала. – Я тебе подруга.

– Нет! – прорыдала Чо, прикрыв лицо платочком. – Никакая ты мне не подруга. И никогда ею не станешь. Даже через тысячу лет!

10

На следующее утро, как обычно, на деревенской площади четыре раза протрубили рожки. Пять веселых, залихватских нот. Кто бы мог подумать, что они извещают о том, что сегодня предстоит лишить жизни троих человек. Новости о готовящейся казни быстро разлетелись по всей деревне. Накануне вечером староста раздал людям листовки. На ней черной краской было изображен усатый Кай, а поверх его портрета алели иероглифы: «Наконец-то казнен!» По слухам, староста когда-то служил у помещика управляющим на одной из мануфактур по производству шелка, но лишился места за растрату.

Посреди площади возвели эшафот, на котором теперь стояла Мэйши в сопровождении десятка красноармейцев. Над ними реяло знамя с серпом и молотом. Мэйши, обращаясь к собравшимся, рассказывала, за что так героически сражается Народная Красная армия. Когда Юн добралась до площади, там уже столпилось несколько сотен крестьян, с нетерпением дожидавшихся момента, когда приведут осужденных. Коробейник толкал перед собой тележку, предлагая всем сушеное тофу, а дети, с горящими от волнения лицами, играли в прятки.

Утро выдалось прохладным. Винтовку Юн покрывал тонкий слой изморози. Чуть в стороне от толпы Пин и Хай-у развели костер и поставили греться на огонь котел. С каждым днем Хай-у все ловчее ходил на своем протезе, и Пину больше не приходилось таскать товарища на закорках. Присев на корточки у костра, приятели протянули к огню ладони. Оба рассмеялись. По всей видимости, Хай-у отпустил какую-то остроту, показавшуюся Пину столь забавной, что тот едва не упал от хохота.

Оружейника не заинтересовало, почему жена настояла, чтобы он тоже пришел на казнь. Юн бросила ему: «Это важно», Пин кивнул и отправился в соседнюю палатку, чтобы узнать, не захочет ли Хай-у составить им компанию. Он ни разу не спросил Юн, как она проводит время с Чо. Будучи человеком простодушным и деликатным от природы, он не стал докапываться до причин скверного настроения жены, решив, видимо, что та не находит себе места оттого, что ее переводят в агитбригаду.