Потерянные в Великом походе

Вчера, расставшись с Чо, Юн отправилась к Мэйши и попросила старшую подругу выставить пару солдат у хижины, чтобы девушка с горя не натворила глупостей. Заместитель секретаря похвалила Юн за предусмотрительность. Чо очень хотела прийти на казнь, она буквально умоляла Юн позволить ей, но получила жесткий отпор: Чо было велено ради ее же собственного блага держаться от площади подальше. «А что, если тебя кто-нибудь узнает в толпе и потребует вздернуть вместе с мужем и остальными женами? – рявкнула Юн. – Командование Красной армии не захочет терять лицо и, само собой, пойдет навстречу пожеланиям простого народа».

Раздался еще один взрыв смеха. Один из крестьян обернулся и спросил Пина, в чем причина веселья. Хай-у повторил шутку, и селянин усмехнулся.

– Эй, – крикнула Юн Пину и Хай-у. – А ну прекратите. Вы что, в цирке, что ли? Тут сейчас людей казнить будут.

– Извини, – отсмеявшись, сказал Пин.

– Каждый день кто-нибудь расстается с жизнью, – Хай-у сплюнул в огонь. – С чего мне переживать из-за какого-то старого кровопийцы и его баб?

Юн пропустила слова кунфуиста мимо ушей. Какой смысл тратить на Хай-у нервы? Он ведь просто калека, жалеющий лишь самого себя. Ему плевать, кого собираются вздернуть. Да хоть самого Будду вместе с Конфуцием. С точки зрения Хай-у, сострадания заслуживает лишь он. Юн задумалась о нем и Пине, вспоминая, как они шли сюда в стороне от нее, как весело болтали. Интересно, а станет муж вообще скучать по ней, если рядом с ним будет Хай-у? Будет ли он так же смеяться? Прежде Юн полагала, что Пин, человек, владеющий редким ремеслом, ценит других людей в зависимости от пользы, которую они приносят обществу, от их мастерства и умения. Она думала, что оружейник любит ее не за бабские штучки, а за то, что она так метко стреляет из винтовки. А теперь внезапно поняла, что Пин ничем не отличается от других мужчин. Ему плевать, что она сражалась на передовой. Он относится к ней так же, как обычный крестьянин к своей бабе. Главное – роди мне наследника, а остальное меня не волнует.

– Иди сюда, – крикнула она Пину. – Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.

Пин вскочил с земли, отряхнул штаны и кинулся к ней.

– Что случилось? – спросил он. – Тебе нездоровится?

– Все со мной в порядке, – она схватила его за рукав и оттащила подальше от Хай-у. – Ты мне лучше вот что скажи, муженек: как думаешь, зачем я попросила тебя прийти сюда?

Пин принялся отчаянно чесать подбородок, словно ответ скрывался где-то в его куцей бороденке.

– Я думал, мы пришли смотреть на казнь. Что, не так?

– Да, но почему я позвала тебя сюда? – Немного подождав, но так и не получив ответа, Юн решила помочь: – Ну подумай! Чем я занималась всю эту неделю? В чем заключалась моя работа? Забыл про господина Кая и его жен? Про беременную девушку тоже никак не можешь вспомнить?

Пин поднял глаза вверх, словно силясь что-то рассмотреть в небе. Потом щелкнул пальцами.

– Я понял! Ты хочешь, чтобы я увидел воплощение коммунистических идеалов в жизнь. Желаешь, чтобы я стал свидетелем победы в классовой борьбе.

Некоторое время Юн хранила молчание. Ответ Пина ее удивил, но потом ей подумалось, что ничего странного в нем нет. В конце концов, это был правильный ответ, точнее, он был бы правильным при любых других обстоятельствах. Юн потрясло, насколько слова мужа разнились с тем, что она хотела услышать. В ее голове тут же возник вопрос: а какого ответа она ожидала? Что попросила его прийти, чтобы он увидел, насколько несправедлива бывает жизнь? Что для дела революции было бы лучше, если бы Кая и его жен приговорили к исправительным работам в полях?

Чем дольше Юн размышляла, тем больше разочаровывалась, причем не в ответе мужа, а в себе. Да, Хай-у вызывает у нее омерзение, но тем не менее он прав: почему она, боец Красной армии, должна сочувствовать эксплуататору и его женам? Просто потому, что сдружилась с Чо? Неделей раньше она сама привела Пина в особняк Кая, чтобы показать ему, как прорабатывают эксплуататоров, а теперь ее не устраивают взгляды мужа, которые полностью соответствуют линии партии. «Да что со мной происходит?» – с растерянностью подумала Юн. Она словно раздвоилась и теперь не знала, какая из двух Юн Яочжун настоящая. «Это все ребенок», – мелькнула досадливая мысль. Мало того что она теперь не властна над собственным телом, так теперь еще и над разумом! Раньше она была сильной, теперь сделалась слабой. Юн поклялась себе, что не станет сочувствовать ни одному члену семьи Кай, даже сестре Чо. Со следующего дня она будет вести себя с девушкой отстраненно, как сторож, как охранник, а не как подруга.

– Ну? – тем временем спросило Пин. – Я прав?

Она кивнула, выдавив из себя вялую улыбку.

– Я так и думал, – ответил оружейник и с гордым видом вернулся к Хай-у, сидевшему у огня.