Я еще некоторое время молчал, ожидая, что мудрец скажет что-нибудь еще. К этому моменту мой гнев утих, и я пришел к заключению, что рассуждения мудреца о счастливчиках и неудачниках в каком-то смысле походят на то, чему нас учили политруки, хотя и не понимал, какое отношение это все имеет к предназначению и цели в жизни. К моему разочарованию, мудрец так ничего толком и не сказал о будущем Ло Бо и можно ли оставлять малыша с лоло. Тем не менее, несмотря на всю невразумительность слов мудреца, они меня ненадолго успокоили, и я решил, что, кроме этого успокоения, старику больше нечего мне предложить.
Я уставился на малыша, мирно спящего у меня на коленях. Безмятежное личико, пухленькие щечки – казалось, всем своим видом он говорил, что с ним все будет в порядке независимо от того, куда забросит его судьба. И тут я осознал все свое себялюбие. Я хотел, чтобы он остался с нами, в первую очередь ради самого себя. Наша разлука не вызовет у него грусти, да и вообще, дети приспосабливаются к чему угодно куда лучше, чем мы думаем.
Когда я поднял взгляд, мудрец снова лежал на боку, лицом к стене. Я сунул руку в карман и положил на пол пещеры несколько медяков. Затем я спешно направился в обратный путь, чтобы вернуться в деревню до наступления темноты. В тот день командование собиралось выступить с заявлением о наших дальнейших планах.
9
Выступление командования состоялось в том же самом месте, где лоло устраивали представления для детей. Подмостки обернули мятой красной бумагой, украсили праздничными красными фонарями, а по бокам установили пару длинных копий, поддерживавших красные знамена, которые развевались на ветру. В совместном заявлении Председателя Мао, генерала Бочэна и других членов Политбюро говорилось о мужестве, решимости и о том, что мы сражаемся за правое дело. Нам зачитали имена солдат, как живых, так и павших, которые овеяли себя неувядаемой славой, героическими подвигами (кстати говоря, назвали и меня). Чтобы нас приободрить, нам сказали, сколько у нас осталось пулеметов, гранат, сабель и вьючных животных, и показали карту, на которой был отмечен пройденный нами путь с указанием его протяженности в километрах. Наконец, нам сообщили новость, которой мы все страшились: скоро нам предстояло снова отправиться в дорогу. Наше местонахождение не могло долго оставаться тайной, а мы должны быть на шаг впереди гоминьдановцев. Через два дня нам надо было выдвигаться.
Услышав, что расставание так близко, Пин отер глаза краешками рукавов. Юн окинула взглядом толпу, силясь отыскать меня. Я опоздал, и на мгновение меня охватила надежда, что она меня не заметит. На краткий миг мне подумалось: а может, мне сбежать, уйти в предгорья, где в одиночку самому растить Ло Бо? Но Юн слыла метким стрелком, и глаза у нее были зоркие, как у ястреба. Не успел я развернуться, как она уже устремилась ко мне.
– Где тебя носило весь день? – спросила она.
– Нигде, – сказал я, стесняясь признаться, что ходил за предсказанием будущего Ло Бо. – Это неважно.
– Нечего тебе его повсюду таскать с собой. А если ты споткнешься и упадешь? А что, если ты его уронишь?
Она вытащила Ло Бо из моего рюкзака и придирчиво осмотрела, желая убедиться, что малыш цел.
– Могла бы хоть спасибо сказать. Спасибо, что поменял ему пеленки. Спасибо, что помыл его. Спасибо за то, что ты самый добрый дядя в мире. Попробуй. Это не сложно. Потренируйся. – Я запнулся, гадая, стоит ли ей говорить то, что вертелось у меня на языке. – Скоро тебе все это придется говорить незнакомым людям, – все же выпалил я.
До нее не сразу дошел смысл моих слов. Затем, ничего не ответив и даже не удостоив меня взглядом, она вернулась к Пину.
После того, как нам закончили читать обращение, я присел в укромном месте подальше от остальных, где и поужинал – в точности так, как и на протяжении большей части Великого похода. Я лишь холодно кивнул товарищам, которые подошли и поздравили меня с тем, что в обращении упомянули мою фамилию. Поев, я сидел, не зная, что делать дальше. Меня не мучила совесть за сказанное Юн, но я не мог слишком долго находиться в разлуке с Ло Бо, особенно памятуя о том, что через несколько дней мне предстояло с ним расстаться. В конце концов, поборов гордость, я приковылял к спальным мешкам Юн и Пина и попытался изобразить улыбку.
– Прости за то, что я сказал… – начал я.
– Привет Хай-у, – перебила меня Юн и махнула рукой, чтобы я подошел поближе. – Ты как раз тот, кто мне нужен. У меня никак не получается скрепить его пеленки. Кажется, шпильки погнуты. Ты поможешь?
Она держала шпильки, неловко зажав их в пальцах, а выражение ее лица было добрым и ласковым. К такой Юн я не привык. Я опустился на колени рядом с Ло Бо и проткнул шпильками пеленки.
– Они так согнуты специально, – пояснил я, – чтобы пробивать как можно больше слоев ткани.
Пин присел на корточки рядом со мной.
– Ты это проделывал чаще, чем мы с Юн, вместе взятые. Что бы мы без тебя делали?