Потерянные в Великом походе

А сейчас настал черед обратиться к тебе и дяде Хай-у, ведь куда уж ему до отца с матерью. Он заботился о тебе в течение твоей первой недели в этом мире, и хоть он и не приходится кровной родней, ты ему все равно очень дорог. Он не станет лезть к тебе с советами – не его это дело. Он может сказать лишь одно: жизнь – это огромное приключение, путь, который ты пройдешь и с которого не раз собьешься, вне зависимости от того, какие решения будешь по дороге принимать.

Мать, отец и дядя

Дописав письмо до конца, мы сложили его вчетверо и сунули в карман гимнастерки Пина, на которую после родов положили Ло Бо. Кое-что в письме каждый из нас хотел изменить, но на бумаге не оставалось больше места для исправлений, а из-за того, что нам пришлось зачеркивать содержание служебной записки на титульной стороне, тонкий листок местами порвался.

Устроившись в спальном мешке, я поймал себя на том, что сейчас привязан к мальчику куда больше, чем когда-либо, и не в силах по совету отшельника убедить себя, что это не имеет никакого значения.

10

Само собой, утрату своей первой жены и сына я переживал гораздо тяжелее, чем расставание с Ло Бо. По сравнению с тем, что выпало на мою долю в Жуйцзине, мои страдания в селении лоло казались не болезненней царапины на колене. Удивительно, что тебе вообще пришло в голову сравнивать подобные события. Я рассказываю тебе эту историю, потому что решил, будто ты хочешь услышать именно ее. Ты ведь меня расспрашиваешь о наших общих друзьях? Ты же пишешь статью о них, а не обо мне? Ты не думай, что я в обиде. Они занимают в партии высокие посты, и потому, естественно, читателям будет интереснее узнать о них, а не о каком-нибудь безвестном солдате, участвовавшем в Великом походе. Вот почему я уделяю столько внимания истории прощания с Ло Бо. Все эти подробности пригодятся для твоей работы. Я пытаюсь донести до тебя вот какую мысль: расставание с малышом сильно на меня повлияло, подозреваю, немногим меньше, чем на его родителей. Ты знаешь, чем все кончилось, и все же удивишься, насколько иначе все могло бы сложиться, если бы я в определенные моменты поступил по-другому.

Так или иначе, последнее утро в том краю выдалось напряженным как для бойцов Красной армии, так и для жителей деревни. Рынок кишел солдатами, спешившими в последний момент что-то себе прикупить. Вереница навьюченных ослов и мулов грохотала копытами по узкой дороге, терявшейся где-то в долине. Из пещеры доносились звуки валторн, барабанов и литавр – там играли музыканты лоло. Музыка разносилась по всему горному склону: местные жители провожали новых союзников с должной, по их мнению, помпезностью и воодушевлением.

Под аккомпанемент бравурной мелодии, сквозившей фальшью, мы втроем проследовали за лейтенантом Дао и переводчиком вниз по склону горы. Седовласый толмач был одним из старейшин лоло, который много ездил по всему Китаю по торговым надобностям. Он щеголял в военной форме, которую, скорее всего, выменял у кого-то из солдат, и выдавал его лишь полосатый тюрбан на голове. Мы свернули на террасу, где находилась хижина женщины, и Пин заметил, что представшие перед нами дома с толстыми красными балками и связками перцев чили, свисающими у дверей и переливающимися на солнце, выглядят уютно и мило.

– Жилище этой женщины выглядит иначе, – угрюмо произнесла Юн, вытирая пятнышко грязи со щечки Ло Бо. – Или ты забыл, что ее считают одной из самых бедных и несчастных?

И вправду, хижина вдовы оказалась самой крошечной: стены ее были высотой всего в пять бревен, притом что у большинства ее соседей таких бревен было десять или двенадцать. На крыше лежали плоские камни, придавливавшие черепицу, чтобы та не соскальзывала вниз и ее не сдувало ветром. Ее соседи обходились без этих камней, поскольку у них щели между кусками черепицы были промазаны каким-то затвердевшим раствором. Из дыры в крыше шел дым, от которого тянуло запахом кроличьего мяса.

Лейтенант трижды громко постучал в дверь.

Женщина, что вышла нам навстречу, была одета в черную жилетку с красными рукавами и пару коричневых брюк, покрытых слоем пыли столь густым, что даже мышь бы расчихалась. Голову ее венчала такая же шляпа в форме молота, что и у старухи, с которой я познакомился на кукольном представлении. Сначала мне показалось, что это она и есть, но, присмотревшись, я увидел, что лицо стоявшей передо мной крестьянки куда свежее и без морщин. На мой взгляд, ей было немного за двадцать, и она держала младенца, закутанного в меха. Лоб малыша скрывал капюшон, украшенным усами и тряпичными ушами вроде кошачьих.