Повесть о Дросилле и Харикле

Традиционного, стандартного больше в образах главных героев. Благородное происхождение, необыкновенная красота, беззаветная любовь и преданность, предпочтение смерти расставанию — черты традиционные, обязательные для героев греческого романа. Но нередко божественный лик героев Евгениана озаряется простой человеческой улыбкой, в речах же их звучит страсть и искреннее душевное волнение. Дросилла, убитая горем, отчаявшаяся в надежде увидеть возлюбленного, вдруг не может сдержать усмешки, слушая хвастливую речь Каллидема, и возражает ему с улыбкой сквозь слезы (VI, 296):

Как можешь, Каллидем, ты, Ксенократа сын,
Подумать, что в деревне вашей юноши
Красивее рожденных в нашем городе?

Когда плачущий по Дросилле Харикл, уступая, наконец, просьбам Клеандра поведать о своих приключе ниях и рассказывая о радостных днях своей жизни, вдруг начинает улыбаться, Клеандр замечает (III, 200):

Но ты и сам, я вижу, улыбаешься,
Хотя в начале своего рассказа ты
Сказал, что не способен говорить без слез.

В героине больше действенности, живости, в ней больше и благородства, искренности, чем в герое, отличающемся эгоизмом и подозрительностью. Ревнуя Дросиллу даже к Каллидему, вынуждая ее привлечь свидетелей верности («скорбь старушка видела» — VIII, 63), он справедливо заслуживает иронический упрек возлюбленной (VIII, 21):

Но ты рехнулся, видно, и с ума сошел
Из-за своих несчастий долговременных.

Это различие в характерах, индивидуальность, несомненно присущая героям, намечается с самого на чала, когда, при первой же разлуке, Хариклу начинает чудиться, что Дросилла уже позабыла его, изменила клятвам (I, 254). Дросилла желает уснуть, чтобы увидеть возлюбленного во сне, Харикл же — чтоб отдохнуть и забыть о несчастьях. Капризный нрав не изменяет герою до последней главы, где он тяжко сетует на то, что Дросиллу посадили не перед ним, лишив возможности любоваться ею. Мысли же Дросиллы — о Каллигоне. Оплакивание Дросиллой юной Каллигоны — одно из самых трогательных мест романа (IX, 250):

Тебя увидеть, говорить с тобой, обнять
И полюбить мне не пришлось в дни радости
Прими, однако, песнь мою унылую
И слезы вместо возлиянья скорбного.

Более колоритны, индивидуализированы образы, не связанные с традицией — второстепенные персонажи романа (Мариллида, купец Гнафон, Каллидем). При этом, если в образах главных персонажей значителен элемент внешней характеристики, то в обрисовке нетрадиционных героев она совершенно отсутствует — дается лишь внутренняя характеристика, с помощью их собственных речей и поступков.

Самый интересный — образ Мариллиды, простой деревенской старушки, полной благородства, проявляющей о героях материнскую заботу. К. Свобода справедливо отметил, что сцены с участием Мариллиды выполнены с редким для греческого романа реализмом[76]. Искренне желая Дросилле добра, в то же время не зная никого краше Каллидема, она уговаривает ее оценить его достоинства и глубоко сожалеет, что бездомная чужеземка отказывает видному и богатому юноше, первому парню на селе. Однако, ближе познакомившись с героями, их чувствами, ей удается понять и оценить их большую любовь, какой она, старуха, «и радостью и горем умудренная» и знать не знала (VII, 250).

Такая оценка идеальной любви героев греческого романа, оценка не риторическим восклицанием или возгласом толпы, наблюдающей за испытанием девственности в источнике Артемиды, а простым словом, искренним восторгом реалистического бытового персонажа, придает этой любви больше правдоподобии, реальную, земную привлекательность.

Восстанавливая содержание недостающей части романа Евгениана в той рукописи, какая была в его распоряжении, Левек с уверенностью рисовал дальнейший ход событий: поэт приковал Каллидема к постели— он убьет его; Дросилла и Харикл, Каллигона и Клеандр непременно найдут друг друга, родителей и поженятся.

Каллидема поэт, как известно, не убивает, не удостаивая, таким образом, традиционной участи злодеев греческого романа. Лихорадка — наказание куда более соответствующее юмористическому образу туповатого сынка трактирщика. Дросилла и Харикл, правда, находят друг друга, но их счастье омрачается судьбой Клеандра и Каллигоны, которая, вопреки ожиданию, складывается трагически.

Оригинальное развитие линии Клеандра — Каллигоны, в особенности, сцену смерти Клеандра, построенную на контрасте счастья и беды, сочетания бытовой атмосферы и подлинной трагедии, следует отнести к принципиальным достоинствам романа.