Повесть о двух городах

I have known this, night and day, since I have known you in your home."	Все это я знаю с того самого дня, когда я впервые переступил порог вашего дома.
Her father sat silent, with his face bent down.	Отец сидел молча, опустив голову.
His breathing was a little quickened; but he repressed all other signs of agitation.	Только учащенное дыхание выдавало его волнение, больше он ничем не обнаруживал его.
"Dear Doctor Manette, always knowing this, always seeing her and you with this hallowed light about you, I have forborne, and forborne, as long as it was in the nature of man to do it.	- Дорогой доктор Манетт, все это я знаю с тех пор, как знаю вас; видя ее и вас в этом священном ореоле, я не позволял себе говорить, я крепился и терпел, терпел, пока хватало человеческих сил.
I have felt, and do even now feel, that to bring my love-even mine-between you, is to touch your history with something not quite so good as itself.	Я сознавал и теперь сознаю, что осмелиться нарушить это священное единение признанием в любви, даже такой любви, как моя, это значит посягнуть на ваши чувства, задеть их чем-то менее достойным и возвышенным.
But I love her.	Но я люблю.
Heaven is my witness that I love her!"	Бог мне свидетель, я люблю ее!
"I believe it," answered her father, mournfully.	- Я верю вам, - грустно ответил отец.
"I have thought so before now.	- Я давно уже догадывался.
I believe it."	Я верю вам.
"But, do not believe," said Darnay, upon whose ear the mournful voice struck with a reproachful sound, "that if my fortune were so cast as that, being one day so happy as to make her my wife, I must at any time put any separation between her and you, I could or would breathe a word of what I now say.	Его грустный голос отозвался в душе Дарнея горестным упреком. - Нет! Нет! - вскричал он. - Не думайте, что, если бы судьба посулила мне счастье назвать ее своей женой, но с тем, чтобы разлучить вас, я бы осмелился открыть вам свои чувства или чем-нибудь выдать себя.
Besides that I should know it to be hopeless, I should know it to be a baseness.	Уже не говоря о том, что я понимал бы, сколь это безнадежно, я не способен был бы совершить такую подлость.
If I had any such possibility, even at a remote distance of years, harboured in my thoughts, and hidden in my heart-if it ever had been there-if it ever could be there-I could not now touch this honoured hand."	А если бы даже я наедине с самим собой и мог когда-нибудь подумать об этом или в глубине души втайне ото всех питать такие надежды хотя бы на отдаленное будущее, поверьте, у меня недостало бы смелости пожать вашу благородную руку.
He laid his own upon it as he spoke.	И он схватил руку доктора.
"No, dear Doctor Manette. Like you, a voluntary exile from France; like you, driven from it by its distractions, oppressions, and miseries; like you, striving to live away from it by my own exertions, and trusting in a happier future; I look only to sharing your fortunes, sharing your life and home, and being faithful to you to the death.	- Нет, дорогой доктор Манетт, ведь я, как и вы, добровольный изгнанник из Франции, я так же, как вы, не в силах был терпеть ее безрассудства, угнетение и страдания, на которые она обрекает свой народ, я, как и вы, стремился сюда, чтобы жить своим собственным трудом и не утратить веру в светлое будущее; я хотел бы разделить вашу судьбу, жить с вами одной жизнью под одним кровом, быть преданным вам до конца дней.