Повесть о двух городах

All the devouring and insatiate Monsters imagined since imagination could record itself, are fused in the one realisation, Guillotine.	Все немыслимые, ненасытные кровожадные чудовища, которыми человеческое воображение когда-либо населяло мир, соединились и воплотились в гильотине.
And yet there is not in France, with its rich variety of soil and climate, a blade, a leaf, a root, a sprig, a peppercorn, which will grow to maturity under conditions more certain than those that have produced this horror.	Ни один листик, ни один колос, ни зерно, ни росток, ни побег, при всем богатейшем разнообразии почвы и климата Франции, не росли и не созревали в таких благоприятных условиях, в каких выращивалось это чудовище.
Crush humanity out of shape once more, under similar hammers, and it will twist itself into the same tortured forms.	Попробуйте еще раз сокрушить народ таким беспощадным молотом, и он превратится в такую же уродливую массу.
Sow the same seed of rapacious license and oppression over again, and it will surely yield the same fruit according to its kind.	Посейте опять те же семена хищного произвола и деспотизма, и они принесут такие же плоды.
Six tumbrils roll along the streets.	Шесть телег с осужденными двигаются по улицам.
Change these back again to what they were, thou powerful enchanter, Time, and they shall be seen to be the carriages of absolute monarchs, the equipages of feudal nobles, the toilettes of flaring Jezebels, the churches that are not my father's house but dens of thieves, the huts of millions of starving peasants!	Обрати их в то, чем они были, о могущественный волшебник Время! и мы увидим вместо них кареты самодержавных властителей, блестящую свиту, всесильных придворных, куртизанок в роскошных нарядах, храмы, в коих не "дом отца моего"[63], а разбойничий вертеп, и убогие лачуги в обнищалых деревнях, где миллионы крестьян гибнут от голода.
No; the great magician who majestically works out the appointed order of the Creator, never reverses his transformations.	Но нет, великий волшебник, который мудро вершит законы божественного зодчего, никогда не возвращает в прежний вид то, что он подверг превращению.
"If thou be changed into this shape by the will of God," say the seers to the enchanted, in the wise Arabian stories, "then remain so!	"Если превращение совершилось с тобой по воле Всемогущего, - говорят маги в мудрых арабских сказках[64] тем, кто приходит и просит, чтобы их освободили от чар, - ты останешься таким, как есть.
But, if thou wear this form through mere passing conjuration, then resume thy former aspect!"	А если тебя околдовал джинн, тебе возвратится твой прежний вид!"
Changeless and hopeless, the tumbrils roll along.	Телеги с осужденными двигаются к месту казни, для них нет надежды обрести свой прежний вид.
As the sombre wheels of the six carts go round, they seem to plough up a long crooked furrow among the populace in the streets.	Шесть телег смертников врезаются в толпу, как плуги, прокладывая в ней длинную извилистую борозду.
Ridges of faces are thrown to this side and to that, and the ploughs go steadily onward.	Зловещие плуги движутся, взрывая темную массу, раскидывая по обе стороны теснящиеся ряды.