Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века

Особенно болезненно предстоящую разлуку с сыновьями переживала ханша Нух-бике. Из материалов архивного дела следует, что, несмотря на то что ханша была возвращена из плена[318], у нее не было возможности принять участие в судьбе своих детей. Переживания матери усугублялись тем, что она уже потеряла старшего из сыновей, который умер во время учебы в Пажеском корпусе. А предстоящая разлука с младшими была просто невыносима. Яркое тому свидетельство – письмо Нух-бике генералу М. З. Аргутинскому-Долгорукову, командующему войсками и управляющим гражданской частью в Прикаспийском крае.

Это был период завершающего этапа Кавказской войны, который ознаменовался интеграцией кавказских народов в российское общество. Важную роль в этом процессе должна была сыграть местная интеллигенция, как проводник российской культуры на Кавказе. Решающая роль отводилась детям «почетных мусульман», которые отличились своей преданностью Российской империи. Русские власти, продвигая детей высокопоставленных дагестанских владетелей на русской службе, давали им возможность сделать успешную карьеру. К таковым относились и дети покойного хана Мехтулинского и ханши Нух-бике, судьба которых решалась на самом высоком уровне. Так, М. З. Аргутинский-Долгоруков в своем письме сообщал вдове о намерении русского правительства и военного министра отправить ее сыновей в Петербург для учебы в Пажеском корпусе. На момент написания письма генерал состоял в чине командующего войсками и управляющим гражданской частью в Прикаспийском крае. В его ведении были многие вопросы, связанные с судьбами высокопоставленных дагестанских правителей, лояльных Российской империи, а также их семей.

Содержание ответного письма ханши Нух-бике к генералу отражало ее отношение к предполагаемому отъезду малолетних сыновей. Нух-бике благодарила генерала за участие в судьбе ее сыновей, за «благие намерения», которые содержались в его «благородном письме»[319]. Понимая, что такое решение – «обучение наукам и надлежащее их воспитание» – исходило от императора, ханша благодарила за милость, оказанную ее семье[320].

Среди причин своего нежелания отправить младшего сына в Петербург ханша Нух-бике называла суровые климатические условия, которые пагубно влияли на здоровье детей. В письме к генералу она напомнила о трагической участи ее старшего сына Гасан-хана, воспитанника Пажеского корпуса, умершего от чахотки в 1839 году в Петербурге. В надежде на милость и сострадание со стороны властей она ходатайствовала в письме к генералу, чтобы ее пожелания непременно были доведены до императора[321].

Письмо убитой горем матери осталось без должного внимания властей. В конечном итоге по высочайшему повелению императора при содействии правительства и военного министерства ее сыновья все же были отправлены в Пажеский корпус Петербурга.

Из письма очевидно, что в отношениях с семьей высокопоставленных владетелей Дагестана русские власти исходили из собственных соображений в силу конкретных исторических событий.

Судьба сыновей Ахмед-хана Мехтулинского сложилась весьма успешно. Они сделали прекрасную военную карьеру. Так, Ибрагим-хан состоялся в звании флигель-адъютанта царской свиты. Рашид-хан завершил свою службу в звании поручика лейб-гвардии Гродненского гусарского полка. Все эти годы легли тяжелым психологическим грузом на их мать, ханшу Нух-бике. Никакие почести и звания сыновей не значили ровным счетом ничего для матери. Для нее разлука с детьми была болью, растянутой на многие годы.

Многих детей, отправленных на учебу, ожидала участь сына ханши Нух-бике – Гасан-хана. Не привыкшие к сырому климату Петербурга, оторванные от матери в достаточно юном возрасте, они просто чахли, потеряв надежду когда-либо вернуться домой. Но даже вернувшись, они не находили себя. Настроенные пророссийски, оторванные от своей культуры, от своих родных корней, эти дети становились совершенно чужими на своей этнической родине.

По мнению Ю. Д. Анчабадзе, в процессе интеграции в среду Петербурга горцы приносили на родину новые поведенческие и мировоззренческие стратегии.

В процессе односторонней аккультурации дети-аманаты невольно становились проводниками российской культуры в своем крае. Безусловно, это был результат политики, которую российские власти целенаправленно проводили в отношении аманатов. На примере сыновей ханши Нух-бике, имама Шамиля можно говорить, что конечная цель властей была достигнута. В то же время в процессе длительного отрыва от этнической культуры они теряли свою национальную идентичность, а вместе с ней – весь потенциал носителей культурных традиций.

Это в полной мере относится и к Джамалуддину, который с трудом находил понимание в своей семье. Семья зачастую не принимала его мировоззрения и поступков, чуждых горскому менталитету. В своем письме к генералу Муравьеву князь Орбелиани писал об имеющихся сложностях во взаимоотношениях имама Шамиля с Джамалуддином, подчеркивая, что Шамиль недоволен сыном[322].