Читаем Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века полностью

Вместе с тем Шамиль, проявляя терпение, не только старался найти общий язык с сыном, но и спокойно реагировал на то, как близко Джамалуддин воспринял смерть императора Николая I – «своего благодетеля»[323].

Судьба Джамалуддина закончилась трагически: через два года после возвращения чахотка подорвала его жизнь. В его судьбе – история сотен тысяч детей и матерей, которым пришлось пройти через кровавые события многолетней Кавказской войны.

Влияние биосоциального фактора детности на содержание военной повседневности женщин Дагестана показало, как в осажденных аулах формировались новые, зачастую девиантные модели поведения матерей (в том числе связанные с детоубийством). Это не факты проявления агрессии, а, скорее, формы девиантного поведения психики военного времени. В состоянии психологического стресса, вызванного эмоциональным напряжением экстремальной обстановки осады, дети нередко использовались инструментально. Такими мерами женщины пытались вдохновить своих мужей на бой.

Под влиянием военного фактора сформировались поведенческие реакции матерей в отношении детей-аманатов. Несмотря на перспективы для них получить материальное обеспечение, образование в русских столичных городах, матери встречали такой подарок военной и гражданской администрации без восторга. Реакция матерей на такую практику была отрицательной. Несмотря на тщетность своих усилий и чинимые сложности, матери старались препятствовать отправке детей на чужбину.

Женская экстремальная повседневность: жизнь в плену

На протяжении всего военного конфликта обе стороны использовали пленников как эффективное средство для достижения политических целей. Исследование показывает, что пленение в период Кавказской войны зачастую превосходило прочие стратегии. Пленники рассматривались как правомерная добыча военного времени, которая переходила из рук в руки[324]. По замечанию Ф. А. Щербины, заложники и были конечной целью войны[325].

По сведениям многих авторов, торговля людьми существовала на Кавказе с очень давнего времени и имела широкое территориальное распространение. Тем не менее было бы несправедливо рассматривать торговлю пленными как привычный уклад жизни горских народов Северного Кавказа, такая точка зрения характерна для многих дореволюционных и современных исследователей.

По справедливому замечанию современного дагестанского историка Е. И. Иноземцевой, было бы неверно видеть в работорговле своеобразную визитную карточку Кавказа наряду с буркой[326]. Автор полагала, что набеги горцев скорее носили спорадический характер и не имели всеобщего распространения[327].

По мнению Я. А. Гордина, набеги отражали скорее психологию и особую ментальность горских народов[328]. В то же время автор отмечал, что российская сторона считала такую традицию неприемлемой для себя[329], отчего и оправдывала этим начало военных действий на Кавказе.

На наш взгляд, справедливо по этому поводу замечание израильского историка М. Гаммера, который считал довольно циничным утверждение русских, что главной целью начала военных действий на Кавказе было прекращение работорговли[330]. При таком подходе российской стороне следовало бы начинать военные действия на любой территории, где имела место работорговля, а не только на Кавказе.

Кавказская война не привела к прекращению работорговли, а, напротив, способствовала ее развитию как одного из главных источников обогащения воюющих сторон. Все пленники, независимо от этнической, конфессиональной принадлежности, пола и возраста, становились объектом торговли. Особенной статьей дохода становились женщины.

Как нами уже было показано, видя существенную выгоду от продажи пленниц, их стали вывозить в большом количестве за границу, несмотря на запретительные меры со стороны российских властей.

Как же относилось государство к торговле «живым товаром»? На протяжении всего периода военных действий политика российских властей в отношении работорговли была непоследовательной. По мнению Г. А. Кокиева, русские власти не покровительствовали, но и не препятствовали работорговле[331]. Кроме того, по сведениям Е. И. Иноземцевой, нередко некоторые алчные представители российской администрации на местах выступали заинтересованной стороной в этом деле[332]. В период наместничества генерала А. П. Ермолова торговля «живым товаром» всячески пресекалась, а самих продавцов вешали. Тем не менее, несмотря на запретительные меры, работорговля продолжала иметь место на протяжении всей Кавказской войны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука