Читаем Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века полностью

При этом, независимо от социального статуса, женщины могли радушно встречать гостей согласно дагестанским обычаям. Так, Н. И. Воронов, посетивший аул Кумух, оставил свои впечатления о посещении вдовы Агалар-хана Казикумухского Шамай-бике, которая гостеприимно его принимала и угощала. Автор отмечал, что ханша лично присутствовала за ужином, объясняясь через переводчика[505]. Затем автор, будучи в Кумухе, посетил дом второй вдовы Агалар-хана, которая также оказала гостю самое радушное гостеприимство[506]. По замечанию Н. И. Воронова, ханша, еще молодая женщина, принимала гостя, сидя на ковре, с поджатыми ногами[507].

Н. И. Воронов обратил внимание на внутреннее убранство ханского дома вдовы, которое представляло собой смесь туземного и русского стилей[508].

Безусловно, в процессе этнокультурного взаимодействия дагестанских народов с русскими происходило заимствование и элементов материальной культуры. Эти заимствования, очевидно, наблюдали и современники, посещая дома представителей знатных сословий.

Одной из форм, характеризующих межэтническое взаимодействие, безусловно, являлся традиционный институт куначества.

Куначество – отражение взаимодействий дагестанских народов с живущими по соседству терскими казаками. Надо сказать, что казачьи власти неоднократно поднимали вопрос в станицах о запрете куначества[509]. Очевидно, что этому способствовали и события Кавказской войны, когда горцы и казаки оказывались в центре конфликта. Опять-таки причина конфликта находилась в политической плоскости. Этому немало способствовала и российская администрация на местах. Особенно ярко это проявлялось в пореформенный период. Реформы, проводимые российской администрацией, необдуманная переселенческая политика царизма часто ущемляли интересы местного населения, что вызывало у последних недовольство.

Но несмотря на это, кавказский институт куначества оставался важным средством взаимодействия соседних народов в различных аспектах повседневной жизни. Уникальной спецификой этого периода является массовое заимствование традиций и обычаев горского общества.

Л. Н. Толстой, будучи на Кавказе в период Кавказской войны, отмечал в своих произведениях дружеские отношения, которые имели место между казаками и горцами[510].

Конечно, важную роль в этих взаимодействиях играла женщина. По сведениям Толстого, терские казачки стали на кавказский манер украшать коврами стены хат, а на них развешивали медные тазы и оружие[511].

Горское влияние заметно в материальной культуре, в частности в одежде казачек. Так, широкое распространение получило длинное до пят платье горского типа (архалук). По сведениям Е. Бутовой, казачки станицы Бороздиновской проявляли большую страсть к нарядам, особенно к азиатским костюмам[512]. По наблюдениям автора, эти костюмы носят во всех станицах Нижнего Терека, начиная с Червленной, и казачки называют их гребенскими[513].

Подражая горянкам, замужние казачки стали носить большие платки, повязывая их на горский манер, совершенно закрывая лоб[514]. Замужняя казачка без платка на людях не появлялась.

Горское влияние выразилось в обязательном включении в состав приданого и свадебных подарков ювелирных изделий, как это было принято у дагестанских народов, а также заимствования элементов свадебной одежды, украшений[515].

Отражением межэтнического взаимодействия являлась пища казаков. Казачки заимствовали у дагестанок технологии приготовления мучных изделий, например добавка в пресное тесто соленого творога или сыра.

В свою очередь, и дагестанцы заимствовали у соседей многие элементы материальной и духовной культуры. В процессе интеграции кавказских народов в состав Российской империи это было неизбежно. Конечно, более приверженными к таким изменениям оказались представители высшего и среднего сословия, которым приходилось чаще контактировать с русскими властями.

Под влиянием русских происходило заимствование предметов материальной культуры: мебель, одежда, утварь и др.

Женщины из состоятельных семей, подражая русским переселенцам, заменяли традиционные предметы внутреннего убранства европейской мебелью. По сведениям Т. А. Невской, обычным явлением в домах состоятельных кавказских семей стали металлические кровати, шкафы и комоды, а также зеркала[516]. Ранее мебель была местного кустарного производства, теперь это были фабричные предметы мебели.

Обычным явлением в гардеробе представителей кавказской аристократии стала европейская одежда. По сведениям военного писателя, генерала М. Я. Ольшевского, они очень быстро усвоили не только европейский костюм, но и образ жизни[517]. Особенно рельефно это проявлялось в одежде горожанок высшего сословия, наряды которых выделялись своим богатством и изысканностью. Женщины из столичных и уездных кавказских городов, подражая русским дворянкам, становились законодательницами моды. По замечанию М. Я. Ольшевского, в пышности туалетов кавказские женщины даже перещеголяли русских дворянок[518].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука