Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века

В рассматриваемое время дагестанская феодальная знать вступала в брачные союзы с аристократическими семьями Кабарды, Черкесии, Крыма и др. Это было немаловажно в реалиях постоянных военных столкновений: в результате таких браков стороны получали надежного политического союзника. По имеющимся сведениям, феодальная знать нередко брала в замужество или выдавала своих дочерей из дома шамхалов Тарковских за кабардинских и брагунских князей[559]. Знатные кабардинские семьи роднились с феодальными сословиями Кумыкии, женив своих сыновей на дочерях кумыкских князей. Известно, что шамхал Чопан состоял в родстве со знатным кабардинским родом Анзоровых. Его внук Айдемир был женат на сестре кабардинского князя Мудара Алкасова. По сведениям С. Ш. Гаджиевой, дочь кумыкского князя Капланова была замужем за кабардинским князем Атажукиным[560].

В период Кавказской войны вразрез с традиционным укладом жизни горцев царские власти и имам Шамиль использовали в своих интересах межэтнические браки. По словам В. В. Дегоева, имам Шамиль, утверждая свою власть на всей подвластной ему территории, желал властвовать как независимый государь[561]. Шамиль в первую очередь стремился ограничить «власть и преимущество князей»[562], в связи с чем прибегнул к практике заключения браков среди представителей неравных сословий. При определенных политических обстоятельствах знать была вынуждена закрыть глаза на это.

По мнению А. Руновского, сыновья имама Шамиля, вступая в брак с дочерями из более влиятельных семей, упрочивали влияние своего отца и собственное положение в обществе[563]. Кроме того, по мнению автора, своих сестер они намеревались выдать замуж таким же образом[564].

Общественный резонанс имела женитьба черкесского наиба Магомед-Амина на княжне Болотоковой, сестре князя Карабека Болотокова из знатного черкесского аристократического рода. По мнению В. В. Дубровина, Магомед-Амин нанес сильное поражение брату жены – темиргоевскому князю[565]. По замечанию автора, брак имел резонанс в черкесском обществе, которое восприняло его как неравный союз черкесской княжны с дагестанским пастухом[566].

С религиозной точки зрения, в отличие от адатов, шариат не препятствовал таким бракам, исходя из предписаний Корана, где все равны перед Богом[567]. Сблизившись с влиятельной семьей, мюриды получали возможность манипулировать северокавказской знатью. В то же время северокавказская знать была вынуждена допускать такую брачную практику, желая восстановить свои былые права.

Аналогично знатные чеченские тейпы (роды) восприняли женитьбу наиба Хаджи-Мурата на дочери одного из владетелей Чечни. Отношение семьи девушки к этому браку, по мнению А. П. Берже, было негативным[568]. Автор полагал, что семья, породнившись с Хаджи-Муратом, долго терпела насмешки от своих соплеменников, несмотря на то что Хаджи-Мурат был человеком влиятельным[569].

Женитьба черкесского князя Султан Казы-Гирея на казачке Людмиле Лучкиной и последовавшее за этим принятие им христианства вызвало не меньший общественный резонанс в черкесских аристократических кругах[570]. Неодобрение черкесским обществом брака князя с безродной казачкой в большей степени было связано с его переходом в христианство. Обычно девушка, выходившая замуж за иноверца, переходила в его веру.

В период Кавказской войны нередки были случаи, когда кавказские власти высказывали свои пожелания дагестанским владетелям по случаю предполагаемого брачного союза. При этом военная администрация могла и не одобрить выбор семьи, рекомендовав свои кандидатуры.

В частности, предметом обсуждения стали вопросы, связанные с предстоящей женитьбой сына Мехти-Шамхала Тарковского. В своем письме от 21 марта 1822 года генерал Ермолов, выразив вначале соболезнование по случаю смерти жены Мехти-Шамхала Тарковского – Севдюк-бике, далее высказался по поводу предстоящей свадьбы сына шамхала. Несмотря на то что генерал одобрил предстоящую женитьбу сыновей шамхала на дочерях кумыкских князей, он посоветовал женить старшего сына Сулейман-пашу на дочери Аксаевского князя майора Мусы Хасаева[571]. По мнению Ермолова, породниться с такой знатной фамилией, как Хасаевы, было бы намного выгоднее Мехти-Шамхалу Тарковскому[572].

Ермолов в своем письме к полковнику Муравьеву от 11 июля 1822 года выражал недовольство по поводу того, что Мехти-Шамхал Тарковский намеревался женить сына на дочери убийцы князя Цицианова[573]. Оба письма – яркое свидетельство того, что браки дагестанских владетелей находились в поле зрения кавказской администрации.