Позади вас – море

– Но почему? Разве он не гражданин Америки? Почему в Израиле?

– Там вся его семья похоронена.

– А брат Сулейман – нет. Он умер в 2014 году. Его не хоронили в Израиле. И жену его тоже.

Маркус даже испугался, когда понял, как много они про него знают. Должно быть, это они нарочно, думал он. Нарочно задают вопросы, ответы на которые им уже известны. Однако он играл по правилам, был терпелив, и в конце концов в посольстве согласились, вероятно рассудив, что если мертвый палестинец вернется домой, это не так уж страшно.

С палестинскими властями общаться было проще. Стоило ему заверить, что он оплатит налог, как те провозгласили:

– Ахлян ва сахлян![43]

И все подписали.

На Амаль они с Джероном не давили. Конечно, уже два месяца прошло, но от кесарева, тем более экстренного, быстро не оправишься.

– Когда вернешься, она поможет тебе убраться в доме, – пообещал зять, напомнив, что это тоже часть его ваджиба: убраться в доме, привести в порядок бумаги, все продать.

– Я могу… могу поехать с тобой, – предложил Джерон. – Если нужна поддержка.

И Маркус не впервые поблагодарил бога за то, что сестра вышла за этого парня. И пусть ей пришлось порвать с отцом, оно того стоило.

– Огромное спасибо за предложение, очень ценю, но ты нужнее здесь. К тому же кто знает, с чем мне там придется разбираться.

Он купил билет до Тель-Авива и обратно. Сержант дал ему две недели отпуска.

– Мои соболезнования. Вы были близки с отцом?

– Не особенно.

* * *

Когда мама рассказывала, как ей в детстве жилось «дома», Маркус не мог себе этого представить. Например, воду ей приходилось таскать из колодца. Когда он был маленький, мама за какие-то бешеные деньги оборудовала им фальшивый колодец на лужайке. А внутри этой чертовой штуки посадила живые цветы.

– Маркус, – говорила она, – я помню, как жила в своей первой американской квартире. На Истерн-авеню. Никак не могла поверить, что вода льется прямо из крана. Вечно боялась, что она закончится, на всякий случай наполняла банки, ведра и судочки. А она все текла.

Маркус понимал, что «мы росли в бедности» от других людей означает совсем не ту бедность, в которой выросли его родители. Им досталась бедность босоногая. Голодная. Умирающая от поноса, как мамина годовалая сестренка Амаль.

Эта бедность летом спала на крыше. Водила детей на мессу по очереди, так как обуви на всех не хватало. Заваривала чай из сорняков.

В аэропорту имени Бен Гуриона Маркуса отвели в специальную комнату; сидя там, он думал о похороненной в Америке маме. Получалось, она не проведет загробную жизнь с баба́, который, обложенный льдом, лежит сейчас в ангаре.

Он сидел на стуле у стены, смотрел по сторонам, наблюдал за охранниками с автоматами на плечах. Совсем мальчишки. У одного коркой румянца пламенеют на щеках и подбородке прыщи.

Один раз он спросил, с чем связана задержка, а ему ответили: «Посидите». Он подчинился правилам. Понимал, что происходят. Они пытаются его вымотать. Чтобы показать, кто тут главный.

Надо ждать.

Мама перед смертью просила, если получится, купить для нее участок в восточной части кладбища, чтобы над ее могилой вставало солнце. Так он и сделал. Она не переживала, что будет похоронена в Америке. Нет, мама приняла американскую жизнь и находила в ней множество маленьких радостей. Например, магазин «Все за доллар», где она покупала все – от рабочих перчаток до сушеной фасоли. Скидочные купоны, которыми она обменивалась с соседями: ирландцами, пуэрториканцами и чернокожими. Духи Elizabeth Taylor Passion и помада Wet-n-Wild за 99 центов. Если не возлагать слишком уж больших надежд, жить в этой стране можно совсем неплохо.

А вот бабá. Что ж…

– Маркус Саламе? – окликнул прыщавый охранник, помахав у него перед носом бумагами.

– Я.

Маркус встал, взял чемоданчик и пошел за ним.

– Есть проблема. Ты не можешь похоронить свой отец в Израиль, – сообщил пацан. Маркус был готов поклясться, что в тоне его сквозило злорадство. – Не имеешь разрешения.

Маркус пристально посмотрел на него. Пацан встретился с ним взглядом, и Маркус не отвел глаза. Улыбнулся.

– У меня на руках все документы. С апостилями.

– Нет апостилей.

– Придется вам назвать мне настоящую причину. Похоронное бюро уладило все вопросы, у меня есть на руках бумага, что все в порядке.

Прежде чем передать бумагу пареньку, он демонстративно ее сфотографировал.

– Присядь, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

Эту тактику Маркус тоже знал. Та женщина, Рита, дала ему свой контакт в «Ватсапе», и он отправил ей сообщение: «Всё еще в аэропорту. Задержка».

«Понятно, – написала она в ответ. – Это всегда долго. Позвони, когда выйдешь из аэропорта».

Его вызывали еще несколько раз, потом опять просили подождать. Снова и снова. Через четыре часа Маркус стал требовать, чтобы ему дали проверить, держат ли тело в холоде. Через десять часов, осознав, что проведет в проклятом пластиковом кресле всю ночь, он написал Рите: «Всё еще здесь» – и выключил телефон, чтобы аккумулятор не разряжался. Молодая женщина показала ему автомат, и он всю ночь пил черный кофе, чтобы не уснуть.