– Вообще-то нет. Лучше без, – ответил он.
– Я тоже. – Она улыбнулась почти смущено. – Люблю горькое.
Рита постоянно была в движении. Печатала на ноутбуке, собиралась в город с кем-то поговорить, звонила кому-нибудь. Сама утверждала, что не работает, при этом не имела ни одной свободной минуты. Что-то в ее повадках смущало его и в то же время выглядело знакомо. В конце концов, он почти двадцать лет наблюдал за тем, как гнобили его сестру.
Амаль полжизни провела, считай, под арестом: никаких парней, никаких свиданий, никаких ночевок у подруг, никаких школьных праздников. А однажды взбрыкнула, начала резать себя, баловаться наркотой и путаться с парнями. Мама к тому времени уже умерла, а бабá справиться с ней не мог. Предпочел просто отмалчиваться. Вычеркнуть дочь из жизни, память о ней бросить в каменную гробницу и уйти прочь, не оставив никакой метки.
Рита на вид казалась человеком, которого не удержишь в клетке. Двигалась ладно, уверенно. Носила узкие джинсы и черные футболки, волосы заплетала в косу, и та блестящей веревкой моталась по ее плечам и спине, а при ходьбе кончиком постукивала по пояснице.
Конечно же, он заметил.
Она сказала, он должен навестить кое-кого из родни. Он попросил ее пойти с ним, а она ответила:
– Нет.
– Понимаю, у тебя своя жизнь, – начал извиняться он. – Мне бы только…
– Нет, – повторила Рита и направилась к своему дому. – Нет, я с тобой не пойду.
– Я мало что о ней знаю, – сказал он Имм Муса, когда зашел к ней, как обещал.
Та поставила перед ним чашку черного чая и похлопала себя по груди в области сердца.
– Девушкам больше всех досталось.
– В каком смысле?
– Во время интифады. Мы это не обсуждаем. Про парней с камнями говорим. А про девушек – нет.
Имм Муса заверила его, что Рита постоянно занята общественной работой, ноутбуком, и вообще хамдиллах этой на редкость здравомыслящей девушке. Потом заговорила о готовящейся свадьбе Ибн Ханна, американской жизни, стала удивляться, как это его соотечественники могли выбрать в президенты того ужасного владельца казино. Разве американцы не знают, что азартные игры – харам?
Свадьба Ибн Ханна состоялась в субботу, за пару дней до поминальной службы. Маркус валялся в кровати чуть ли не до полудня, потом сварил и выпил кофе. Написал Амаль в Балтимор, что ему придется задержаться еще на несколько дней. Из-за предстоящей церемонии и бумаг. Оказалось, у них тут есть наследство. Кусок земли, который можно продать; по закону половина принадлежит ему как сыну. А четверть – Амаль как дочери.
– Пипец какой-то, – ответила сестра.
– Конечно, я с тобой так не поступлю, – заверил Маркус. – Поделим все пополам. Что скажешь?
– Мне ни хрена от него не нужно, – заявила Амаль.
Рите, помогавшей ему с документами, Маркус объяснил, что Амаль на свою долю не претендует. Та спросила, почему, а он просто ответил:
– Они с отцом не разговаривали.
– Харам! Она не разговаривала с собственным отцом?
Маркусу не хотелось вдаваться в подробности, но Рита явно была искренне поражена, несколько раз переспросила:
– Что за девушка может не разговаривать с собственным отцом?
– Извини, конечно, но это отец с ней не разговаривал, – отрезал он. – И не смей осуждать мою сестру. – Рита не отвечала, просто молча смотрела на него. И Маркус, вздохнув, добавил: – Пожалуй, открою счет на имя племянника и внесу туда ее долю. Пойду позвоню в банк.
– Хорошая идея, – кивнула она.
– Одобряешь? Иншалла, – поддразнил он, надеясь развеять повисшее в воздухе напряжение.
Какая же она, черт возьми, серьезная!
– Одобряю. Но не могу понять, как отец с дочерью могут не общаться.
Ну вот опять.
Он не ответил. Все это было вчера, а сейчас он вспоминал их разговор, прихлебывая кофе на балконе. Вечером состоится свадьба. Завтра ему нужно зайти еще к паре родственников. А также нанести визит священнику и, как оказалось, пожертвовать щедрую сумму на церковь. Во вторник поминальная служба. А в среду Абу Шариф отвезет его в Тель-Авив, он сядет на самолет до Балтимора и полетит домой. Обратно к дежурствам, академии, расследованию убийств. Нормальному душу, бесперебойной подаче воды и вай-фаю.
Но сегодня – свадьба.
Ему предстояло под пение и аплодисменты пройти по улице с семьей жениха до дома невесты, чтобы проводить ее в церковь. Шествие превратилось в настоящий праздник, и у Маркуса дух захватило от хлопков, выкриков, всеобщей возбужденной радости и разлитой в воздухе любви. Сам того не ожидая, он широко улыбался. Только сейчас до него дошло, почему бабá всю жизнь мечтал сюда вернуться.
– Как хорошо, что ты дома, с нами, – сказала ему Имм Муса в холле церкви, где подавали орешки и простые сэндвичи.
Прозвучало это так, будто он уезжал в отпуск, а не прожил в другой стране всю жизнь.
– Не понимаю, почему Рита не пришла, – сказал он и нарочно замолчал.
Использовал свой любимый прием при допросе. Прием, который всегда срабатывал.
– Рита не бывает на праздниках.
– А ее приглашают?
– Иногда. Но она никогда не приходит, – повторила Имм Муса. – Так повелось с тех пор, как ее освободили.
– Откуда?
– Ой, раз ты не в курсе, не стоит тебе рассказывать.