Поздняя греческая проза

17. Между тем уже настал день, и мы всходили на гору за горой, но рты у нас были завязаны, чтобы мы, срывая траву по пути, не задерживались и не оставили бы разбойников без обеда, так что я и на это время остался ослом. Когда наступил полдень, мы остановились в каком-то дворе у знакомых разбойникам людей, как было видно по происходившему: ибо они приветствовали друг друга поцелуями, и те велели им остановиться у них и подали им обед, а нам, животным, засыпали ячменя. И те-то обедали, я же голодал жалким образом; и так как я тогда ни разу еще не обедал сырым ячменем, я стал высматривать чего бы и мне поесть. И вот вижу огород тут же за двором, и в нем много прекрасных овощей, а за ними # виднелись розы. Незаметно для всех, занятых в доме обедом, я иду к огороду, как для того, чтобы насытиться сырыми овощами, так и ради роз, так как я полагал, что, поев этих цветов, я снова стану человеком. И тут, войдя в огород, я наелся редьки, латука, сельдерея — всего, что только ест в сыром виде человек. Но розы эти были не настоящие розы, а те, что цветут на диком лавре, — люди называют его рододафной, — плохой обед для всякого осла или лошади, ибо говорят, что съевший его тотчас умирает.

18. Тут огородник, заметив это и схватив палку, вошел в огород и, увидя врага и погубленные овощи, вознегодовал, словно некий судья — ненавистник зла, захвативший вора, и уж так избил меня, не щадя ни боков моих, ни бедер, и даже сломал мне уши и разбил лицо. Но я, не стерпев больше, лягнул его обеими ногами, так что свалил его навзничь в овощи, и побежал вверх, на. гору. Когда он увидел, что я скачу прочь, он закричал, чтобы спустили на меня собак; а собак было много, и очень крупных, которые могли бы сразиться с медведями. Я сообразил, что если они схватят меня, то уж растерзают, и, немного отбежав, решил, что тут случай как раз по пословице: "Лучше прибежать назад, чем неудачно убежать". Итак, я пошел обратно и возвратился прямо во двор. Тогда они собак-то, бросившихся за мной, удержали и привязали их, а меня стали бить и оставили не прежде, чем я от боли извергнул все съеденные овощи.

19. А когда пора было отправляться в путь, на меня наложили больше всего награбленных вещей, и притом самых тяжелых, и так мы отправились. Так как я уже отчаивался, терпя побои, и изнемогая от ноши, и изранивши в пути копыта, я задумал тут же упасть и не вставать ни за что, хотя бы они меня убили побоями, возлагая большие надежды на этот замысел, так как думал, что они в конце концов покорятся необходимости и разделят мою ношу между лошадью и мулом, а меня оставят лежать на съедение волкам. Но какое-то завистливое божество, проникнув в мои замыслы, обратило их против меня; ибо другой осел, может быть задумавший то же самое, что и я, падает на дороге. Они сначала велят несчастному встать, ударяя его палками, когда же он никак не слушается даже ударов, то одни берут его за уши, другие за хвост и стараются заставить его очнуться; когда же ничего не добились и осел оставался лежать на дороге как камень, то они, рассудя между собой, что напрасно стараются и тратят время, нужное для бегства, возясь с мертвым ослом, распределяют между мной и конем все вещи, которые он нес, а несчастному нашему товарищу по плену и по тяжелой ноше подрезают мечом сухожилья ног и сталкивают, еще содрогающегося, в пропасть. И он падает вниз, отплясывая пляску смерти.

20. Видя на примере моего спутника, каков был бы конец, моих замыслов, я решил мужественно переносить то, что есть, и бодро шагать дальше, в надежде когда-нибудь наткнуться все же на розы и благодаря им восстановить собственный облик; к тому же я слышал, как разбойники говорили, что уж немного пути осталось и что мы останемся там, где расположимся на ночлег; поэтому всю поклажу мы несли бегом и до наступления вечера достигли дома. Там сидела старая женщина и пылал большой огонь. Разбойники сложили в доме все, что мы привезли. Потом они спросили старуху: — Почему ты сидишь без дела и не готовишь обед? — Да все для вас припасено, — сказала старуха, — много хлебов, бочки старого вина, и жареная дичь у меня для вас приготовлена. — Похвалив старуху, они разделись, натерлись у огня маслом и, черпая горячую воду из котла, обмылись в этой самодельной бане.