Поздняя греческая проза

21. Немного времени спустя пришло много молодых людей, которые принесли множество вещей — золота, серебра, и одежд, и всяческих украшений, женских и мужских. Они присоединились к разбойникам и, когда сложили вещи в доме, также вымылись. После этого наконец был обильный обед и долгая беседа разбойников за попойкой. А мне и лошади старуха насыпала ячменя. Лошадь поспешно съела ячмень, боясь, как и естественно, найти во мне сотрапезника. Я же, как только видел, что старуха выходит из дому, ел хлеб. На следующий день все остальные ушли из дому на работу, оставя со старухой одного из юношей. А я оплакивал себя, досадуя на эту тщательную охрану; ибо старухой я мог пренебречь и сумел бы убежать из-под ее надзора, но юноша был велик ростом, и смотрел свирепо, и всегда носил меч, и всегда запирал двери.

22. Три дня спустя почти в середине ночи возвращаются разбойники, не неся с собой ни золота, ни серебра, ни других вещей, а только девушку в расцвете лет, очень красивую, которая плакала и рвала на себе платье и волосы, и, посадив ее в доме на подстилку из листьев, они велят ей не бояться, а старухе велят всегда оставаться дома и держать девушку под надзором. Но девушка не хотела ничего ни есть, ни пить, а все плакала и рвала на себе волосы, так что и я, стоя поблизости у яслей, плакал вместе с этой прекрасной девушкой. Между тем разбойники ужинали в сенях дома. Близился уже день, когда один из дозорных, которым выпало на долю сторожить дорогу, приходит и сообщает, что некий чужестранец собирается проехать этой дорогой и везет с собой большие деньги. Разбойники, как это услышали, поднялись и, вооружившись и взнуздав меня и лошадь, пустились в путь. А я, несчастный, зная, что меня гонят на бой и в сраженье, подвигался лениво, поэтому они били меня палками, так как спешили. Когда же мы дошли до дороги, где должен был проехать чужестранец, разбойники, напав на повозки, убили и его самого и его слуг и, отобрав, все что было самого ценного, наложили на меня и на коня, остальные же вещи спрятали тут же в лесу. Потом они погнали нас, нагруженных, обратно и меня понукали и били палками, а я ударился копытом об острый камень, который нанес мне мучительную рану, так что остальную дорогу я шел хромая. Тут разбойники стали говорить между собой: — К чему нам кормить этого осла, который постоянно спотыкается? Сбросим его с обрыва, этого вестника несчастья. — Да, — сказал другой, — сбросим его, чтобы он был очистительной жертвой для нашего отряда. — И они уже порешили насчет меня, но я, слыша это, зашагал так, словно рана принадлежала теперь уже кому-то другому: страх смерти сделал меня нечувствительным к боли.

23. Когда мы дошли туда, где была стоянка, разбойники сняли награбленное с наших плеч и сложили в доме, а сами, развалясь за столом, стали ужинать. А когда наступила ночь, они отправились снова, чтобы привезти прочие вещи, оставленные в лесу. — А этого жалкого осла, — сказал один из них, — к чему нам брать с собой, раз он бесполезен из-за своего копыта? Из вещей одни понесем мы, другие лошадь. — И они ушли, уведя лошадь. Ночь же была очень светлая благодаря луне. И тут я сказал себе: "Чего же ты еще дожидаешься здесь, несчастный? Тобой поужинают коршуны и птенцы коршунов! Разве ты не слышал, что насчет тебя порешили? Ты хочешь быть сброшенным с обрыва? Теперь самая ночь и светит луна; они ушли прочь; спасайся бегством от кровожадных хозяев".

Размышляя так, я вижу, что меня не привязали, а повод, на котором меня тащили в пути, висит свободно у меня на боку. Это меня больше всего и подстрекнуло к бегству, и я вышел и пустился прочь бегом. Старуха, увидев, что я готов убежать, хватает меня за хвост и держит. Но я сказал себе, что быть задержанным старухой означает свержение с обрыва или иную смерть в этом роде, и потащил ее за собой, а она громко кричала, вызывая пленную девушку из дома; но та, выйдя и видя старуху, висящей на хвосте осла, подобно Дирцее[395], решилась на благородную смелость, достойную безрассудного юноши, — она вспрыгнула на меня и, усевшись мне на спину, стала погонять; я же, и сам горя желанием убежать и заботясь об избавлении девушки, пустился крупной рысью. Старуха осталась, позади. Девушка молила бога помочь ей спастись бегством; мне же она сказала: — Если ты отвезешь меня к отцу, о мой красавец, я сделаю тебя свободным от всякой работы, и на обед тебе будет каждый день мера ячменя — А я, чтобы убежать от моих убийц и надеясь на полную заботу и попечение обо мне спасенной мною девушки, мчался, не обращая внимания на рану.