49. Менекл, наш господин, прибыл, как я сказал, из Фессалоники по следующей причине: он обещал своему родному городу устроить напоказ поединки между обученными этому бойцами; и люди для боя уже были наготове, и подошло время отъезда. Мы выехали поутру, и я вез хозяина на спине, если где участок пути был каменистый и трудный для подъема в повозке. Когда мы прибыли в Фессалонику, не было человека, который не поспешил бы на зрелище и не явился посмотреть на меня, потому что задолго еще предшествовала нам слава о многообразии и человеческом характере моих танцев и приемов борьбы. А мой господин показывал меня на пирушках знатнейшим своим согражданам и выставлял им за ужином напоказ невероятные проделки осла.
50. Мой наставник, с своей стороны, нашел во мне способ получить очень много драхм, так как держал меня в доме взаперти и желавшим видеть меня и мои необычайные поступки открывал дверь только за плату. Они приносили каждый что-нибудь съестное, что им казалось самым вредным для ослиного желудка, а я съедал это. Таким образом, в несколько дней, обедая с господином и горожанами, я сделался очень толстым и гладким. И вот однажды какая-то женщина, чрезвычайно богатая и недурная на вид, войдя посмотреть меня за обедом, пламенно в меня влюбляется, то ли видя красоту осла, то ли из-за необыкновенного моего поведения, и, дойдя до страстного влечения ко мне, заговаривает с моим наставником и обещает ему богатое вознаграждение, если он позволит ей провести со мной ночь. А тот, ничуть не заботясь, добьется ли она чего-нибудь от меня или нет, эти деньги берет.
51. Когда наступил вечер и господин наш отпустил нас после ужина, мы возвращаемся туда, где мы спали, и находим женщину, давно уже пришедшую к моей лежанке. Для нее были принесены мягкие подушки и постланы покрывала, так что подстилка у нас была прекрасная. Потом слуги женщины улеглись где-то тут же поблизости, за дверьми, а она зажгла в комнате большой светильник, сверкавший пламенем, затем, раздевшись, стала близ светильника совсем нагая и, выливая благовония из кувшинчика, натирается ими сама и умащает меня, обильно наполнив мне ноздри; потом она стала целовать меня и говорить со мной, как с любимым человеком, и схватила меня за повод и потянула к ложу. Я не нуждался нисколько в настояниях: опьяненный большим количеством старого вина и возбужденный запахом благовоний, видя перед собой во всех отношениях красивую женщину, я ложусь, но нахожусь в сильном недоумении, как мне взяться за нее; ведь с тех пор, как я превратился в осла, мне не приходилось вступать в связь, свойственную ослам, и общаться с ослицей; и еще одно меня приводило в немалое опасение, как бы не повредить женщине и не понести наказания за человекоубийство.
Но я не знал, что опасался без нужды; ибо женщина, видя, что я не обнимаю ее, — хотя она завлекала меня, много и страстно целуя, лежа рядом, как с мужчиной, — обняла меня и, приподнявшись, прильнула ко мне целиком. Я все еще робея и опасаясь, тихонько отстранялся от нее, но она крепко сжимала меня в объятиях, не давая мне отдалиться, и тянулась за мной. Поняв наконец определенно, что еще нужно от меня для наслаждения и удовлетворения женщины, я уже без страха исполнил остальное, думая про себя, что я ничем не хуже любовника Пасифаи. Женщина же была так склонна к любви и ненасытна в наслаждении, что всю ночь расточала мне свои ласки.
52. Встав с рассветом, она ушла, сговорившись с моим наставником, что внесет такую же плату за новую ночь. А тот, потому что богател через меня и чтобы показать господину мое новое достижение, опять запер меня с женщиной, и она страшно мной злоупотребляла. Между тем наставник объявляет господину эту новость, говоря, будто сам научил меня, и без моего ведома приводит его, по наступлении вечера, туда, где мы лежали, и сквозь щель в двери показывает меня разделяющим ложе с молодой женщиной. Господин был восхищен этим зрелищем и захотел показать меня всенародно за таким занятием; но он велит никому из посторонних об этом не говорить. — Чтобы, — сказал он, — только в самый день представления неожиданно для всех привести осла в театр вместе с какой-нибудь осужденной женщиной, и пусть он на глазах у всех овладеет ею. — И затем привели ко мне женщину, которая была осуждена на растерзание зверями, и приказали ей подойти ко мне и коснуться меня.
Ахилл Татий , Борис Исаакович Ярхо , Гай Арбитр Петроний , Гай Петроний , Гай Петроний Арбитр , Лонг , . Лонг , Луций Апулей , Сергей Петрович Кондратьев
Античная литература / Древние книги