Поздний гость: Стихотворения и поэмы

Что знаешь ты об этой тишине?

Я полюбил мою пустую келью, —

Пусть дым и копоть, сырость над постелью, —

Но не закрою пятен на стене.

Ни сельский вид, ни профили влюбленных

Не опозорят яростных следов

Обузданных событий и годов,

И зимних бурь, и ливней исступленных.

Они мои. Обиды и мечты

Отныне с камнем нераздельно слиты, —

Так проливает ржавчину на плиты

Холодный пламень серной кислоты.

Не говори же, с гневом и досадой,

Что ветра нет, что море улеглось,

Здесь и твое дыханье пронеслось

Мучительной и гибельной усладой.

Дождь

Стоит, глядит, – сутул, покат, —

Качает зонтиком лиловым…

Неостывающий плакат

Пылает одиноким словом.

Вокруг сапог большим окном

В подземный мир втекает лужа;

И слышу под сырым сукном

Взлетает одинокий ужас.

Что видит он? Какой судьбе

Моленья шлет или упреки?

И гневно ветер на столбе

Подъял вдруг пламенные строки.

– Тоска, тоска – —

Так вот зачем

Спина так стерта и горбата…

Пройду неслышно, глух и нем,

Из уваженья к ноше брата.

Мщение

Медвежий мех на лаковом полу – —

Как здесь тепло, как много в доме света, —

Я без усилий тонкую иглу

Нашел в случайной скважине паркета.

Но бьют часы, пора. Пора давно,

Мороз и ночь зовут нетерпеливо,

Досужий ветер ломится в окно,

Быть может, ветер Финского залива.

Давно пора. По улице кривой

Я поведу корабль рукой умелой,

И над чужой постылой мостовой

Чужая ночь вдруг станет ночью белой.

Воображенье верное мое

Все крыши выгнет в купола, из праха

Взнесет гранит и в ратушу с размаха

Адмиралтейское вонзит копье – —

О, дикий плод упорного труда,

О, злобы час! По мраморным колоннам

Уже стекает невская вода

С неповторимым выплеском и звоном.

Пой, ветер, пой… Вот, молча подыму

Дрожащую от гневной страсти руку,

И рухнет призрак в ледяную тьму,

В ночной провал, в небытие и скуку – —

Не обвиняй. Не праздная мечта

Моим рассудком бурно овладела,

Но ненависть. Она не охладела,

Земной любви последняя черта.

* * *

Сквозь мирный быт – рассказы о былом;

Все улеглось, и страсти и обиды,

Потертый коврик под хромым столом

Взамен волшебного руна Колхиды.

Но помню я, – душа, пускай давно,

Дышала трубным воздухом сражений.

Ей ведом жар и дым (не все ль равно?)

Блистательных побед и поражений.

Наперерез всем бурям и ветрам

Душа моя, как встарь, лететь готова,

Под звонким сердцем незаживший шрам

Еще готов перекроиться снова. —

Лети же! Ввысь – промчись во весь опор, —

Пять этажей, – лишь вихрь ворвется в уши,

И солнце мира выйдет из-за гор

И канет в ночь, и память станет глуше.

* * *