«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

Посол И. Щербатов писал в 1746 г., что «Пэлгэмы и их партизаны ищут как бы то ни было, а учинить мир с Францией, многие же мнят, что нет ли в том согласия» <107>. Представляется, что это мнение не вполне точно отражало течения внутри правительства, в котором отсутствовало единство в вопросе о том, какой линии придерживаться в войне В 1746–1748 гг. такие политики, как Честерфилд, Бедфорд и Г. Пэлхэм, гораздо более последовательно выступали за заключение мира, чем Ньюкастл и поддерживавший его герцог Кумберленд, брат короля, разгромивший якобитское восстание. Эти двое теснее увязывали вопрос о заключении мира с поиском дипломатических комбинаций, то есть шли тем же путем, что и ранее Картерет. Г. Уолпол писал в памфлете, что война продолжается, словно для этого есть все больше денег и все новые армии, и «то, что нас бьют, становится аргументом для найма новых армий, которые маршируют большей частью в Комитет по снабжению. Когда французы находятся на зимних квартирах, русские, гессенцы – все воюют для нас, предоставляя нам в результате не города, а проблемы» <108>. Как видим, Г. Уолпол критически оценивал дипломатические усилия Ньюкастла по созданию новых союзов. Отвечая на эту критику, автор проправительственного памфлета возлагал вину за внешнеполитические и военные трудности на самих Уолполов: «Публике слишком хорошо известно, как развивались события, чтобы относить неудачи на счет нынешнего министерства. Разве не известны причины нерешительности и холодности голландцев? Разве отчуждение Пруссии не является следствием Венского договора? Ошибки в политике нелегко преодолевать» <109>.

Субсидные конвенции об использовании русских войск были подписаны в 1746 и 1747 гг. Ноябрьская конвенция 1747 г. предусматривала, что Россия отправит в Германию и Нидерланды 30-ты-сячный корпус, за что Англия обязалась выплачивать ей 300 тысяч фунтов каждые 4 месяца. Отряд под командованием В. А. Репнина выступил весной 1748 г., когда война была близка к завершению, и в военных действиях участия не принял, хотя русское правительство и получило 1,8 млн. рублей В Англии поход русских войск через Германию оценили по-разному. Английский историк М. Андерсон заметил: многие из членов английского кабинета «усвоили очевидный урок, что использование русских войск слишком накладно для казны и малоэффективно» <110>. Действительно, твердость русских в переговорах об условиях субсидных конвенций, дальность расстояний делали надежды на прочную и дешевую опору в лице России преувеличенными.

Ожидания некоторых политических деятелей, что после отставки Картерета правительство воспользуется торийской концепцией «голубой воды» и обратит основное внимание на военные операции в колониях, не оправдались. «Захват в 1745 г. Кейп-Бретона, являвшегося ключом к Французской Канаде, казался в этом плане многообещающим. Но в действительности взгляды Лондона на империю не претерпели глубоких изменений. По большей части внешнюю политику правительства «широкого дна» трудно отделить от того, что делал Картерет» – заметил историк Лэнгфорд <111>. Честерфилд считал, что можно скорее поступиться Гибралтаром, чем Кейп-Бретоном. Он напоминал Ньюкастлу, который был категорически против такой комбинации, что «стоял среди первых, кто видел трудности, которые проистекают из захвата этого пункта, а когда слышал крики за это, то хотел, чтобы они застряли в глотках». Но при помощи флота Кейп-Бретон можно сохранить за Англией, тогда как добиваться мира, требуя уступок во Фландрии, значит действовать в интересах Голландии, которая никогда уже не сможет быть надежной опорой на континенте <112>. В известном смысле война за австрийское наследство была «более европейской», чем война за испанское наследство. Военные поражения, отсутствие каких-либо приобретений в конце способствовали некоторому разочарованию в вигской доктрине активной европейской политики.