Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

В этих обстоятельствах общероссийские партии, претендующие на представительство в Думе, оказались перед выбором: либо признать требования национальных меньшинств и тем самым заручиться их поддержкой, либо рассчитывать только на «русские» голоса. Либеральная конституционно-демократическая партия (кадеты) в программе 1905 года призвала расширить полномочия местного самоуправления, распространить его на всю империю и предоставить «автономное устройство» Финляндии и Польше[293]. Наиболее последовательно за федерализм выступали эсеры; они призывали к радикальной децентрализации России посредством предоставления автономии не только регионам, но даже отдельным городам и деревням[294].

Поскольку большинство российских евреев жили в западных регионах империи, где революционный подъем был также вызван национальным угнетением, Дубнов, его сторонники, а также сионисты и многие социалисты к 1905 году начинают тревожиться оттого, что вынуждены поддерживать национальные требования других народов в ущерб собственным. Хотя поначалу Дубнов обосновывал еврейскую автономию пользой для духовного здоровья нации, после 1905 года он мало-помалу приходит к тому, что евреям необходимо выработать свою политическую программу внетерриториальной автономии, ибо в ином случае, в отличие от других национальных меньшинств, евреи не смогут рассчитывать на автономные права. Более того, в письме «Уроки страшных дней», написанном в ответ на погромы, прокатившиеся по России после Октябрьского манифеста, он упрекает российских евреев в том, что никакие унижения и беды не заставили их учиться у других народов борьбе за свои права, евреи по-прежнему предпочитают собственным национальным интересам общие цели освободительного движения: «В то время, когда все угнетенные национальности России — поляки, армяне, финляндцы — вели революционную борьбу под своими национальными знаменами, еврейские революционные силы за редкими исключениями боролись под общерусским или польским знаменем — и если уж допускали еврейскую окраску, то исключительно классовую, а не национальную»[295]. В письме сквозит горькое разочарование: недавние погромы окончательно убедили Дубнова в том, что русские никогда не признают евреев «своими», впереди — новые гонения, а значит, российскому еврейству не остается ничего иного, кроме как самоорганизоваться для национальной борьбы[296].

Единство других народов, в особенности польского, Дубнов, безусловно, преувеличивал. Вопреки его заявлениям о единении поляков ради общенационального «дела» в действительности польские социалисты, разделившиеся на соперничающие партии — Польскую социалистическую партию и Социал-демократическую партию Королевства Польского и Литвы, — бились, иногда до крови, друг с другом, а также с национал-демократами за право «руководить революцией»[297]. Польские автономисты — объединение «Коло» («Koło», то есть «Круг»), состоявшее главным образом из поляков, живших в Царстве Польском и в западных губерниях Российской империи, — сформировали третью по величине политическую фракцию в Первой думе[298]. Ирония заключалась в том, что эта фракция почти целиком состояла из членов Польской национально-демократической партии, которая нередко выступала с антисемитскими заявлениями. Таким образом, польский «Круг» не только подал евреям пример думской кампании за национальные права, но и показал, что для многих поляков автономистские требования евреев несовместимы с их собственными национальными интересами. При этом, несмотря на нескрываемый антисемитизм польских националистов, с точки зрения русских «правых», поляки и евреи являли собой единую враждебную группу «инородцев», которым следовало дать отпор. Так мыслили, в частности, октябристы, обвинявшие кадетов в чрезмерной любви к полякам и евреям[299], а в прокламациях «Черной сотни», распространявшихся незадолго до Белостокского погрома, Думу издевательски называли «еврейским учреждением»[300]. Убежденность консерваторов в том, что борьба евреев и других меньшинств за свои права посягает на территориальную целостность и «русскость» империи, во многом объясняется русским имперским сознанием с его заведомым неприятием любых притязаний малых народов на «самостоятельность», даже если речь идет о школьном образовании или о языке. Тем не менее сам факт того, что вопрос о погромах обсуждался на заседаниях недолго просуществовавшей Первой, «кадетской», думы, позволяет с уверенностью предположить: любые победы евреев придали бы решимости либералам и борцам за национальные права других меньшинств.